Поэтому я стоял, присыпаемый снегом, и следил за подъездом, стараясь хоть что-то увидеть или почувствовать. Но ничего не выходило, и от этого внутри все холодело. Ведь следов не оставляли только люди.
Я выкурил всю пачку и, кажется покрылся ледяной коркой, вытаптывая круги возле нужного мне дома. До самого утра не было ничего подозрительного. Кое-как я вернулся к себе и завалился на диван, отметив, что длинноволосые близняшки все еще стоят в окне напротив, неподвижные как статуи.
Разбудил меня настойчивый звонок в дверь. Стоило мне открыть, как на меня тут же налетел поток слов и возгласов, меня ощупывали со всех сторон и тянули в соседскую квартиру. Лизавета Ивановна, моя старушка-соседка, что-то наделала с краном на кухне и заставила меня вертеть, крутить, чинить, при этом бегая вокруг с тряпками и постоянно что-то восклицая. Голова у меня была чугунная, монотонное действие успокаивало пульсирующую боль в висках, но вот громкая старушка сильно нервировала.
— Ой, как хорошо, что вы дома оказались, я уж и не знала, что делать! Светочка еще не вернулась, а Егорка маленький, чтобы как-то помочь.
Я, мокрый и уставший, сидел за столом в тесной кухне напротив Егорки, который не сводил с меня глаз. Кажется, ему не нравилось, что я присутствовал здесь, он с подозрением следил за каждым моим движением и хмурился, стоило мне что-то сказать. Это был крохотный мальчишка с прилизанными темными волосами и огромными серыми глазами, было непонятно, как в таком маленьком существе вмещалось столько злобы ко мне. Еще ни разу с нашей первой встречи он мне не улыбнулся.
— Я пирогов напекла, сейчас чайник только вскипит…
Лизавета Ивановна вытерла остатки воды с пола, быстро вынесла ведро и уже возилась с едой и чашками.
— Да не обязательно меня чаем поить, я бы лучше домой вернулся и поспал еще.
— Ох! Я вас разбудила, да? Неправильно как! Я вас пока не накормлю, тем более не отпущу!
Егорка буровил меня колючим взглядом, а его бабушка крутилась вокруг как заведенная. Было неприятно сидеть здесь и чувствовать себя каким-то зверенышем. Я вообще не очень любил находиться среди людей, а такое противоположное отношение только раздражало.
— Ба, я сегодня к Лене в гости. Приду вечером! — в коридоре громыхнула брошенная сумка и хлопнула дверь. Светочка, судя по всему, сама решала, что и как будет делать.
За окном начинало темнеть, зима скупилась на дневной свет. Лизавета Ивановна разлила чай и поставила на стол тарелку с пирогами, после уселась рядом с Егоркой, который недобро покосился сначала на меня, потом на нее.
— Кушайте, кушайте! Все свое, — лицо у старушки было добродушное и морщинистое, волосы она затягивала в пучок и походила на высохшую луковицу.
Пироги были вкусными, но неловкость от этого не уходила. Я как можно быстрей совал в себя еду, почти не прожевывая, лишь бы поскорей уйти.
— Снегопад-то все идет и идет, какой день подряд уже, — Лизавета Ивановна смотрела в окно, где падал с неба годовой запас снега. — Я вчера вечером кое-как домой добралась, столько навалило! Еще и Егорка, паскудник такой, убежал, искать пришлось.
— Убежал? — говорить с набитым ртом было не лучшей идеей, я закашлялся. Мальчишка напротив недобро зыркнул на меня, словно хотел поколотить за вопрос.
Лизавета Ивановна будто только и ждала этого, она тут же принялась рассказывать, как внук ее без разрешения ушел из магазина, пока она набирала продукты. Она рассказывала, охала и попеременно то колотила, то гладила Егорку, который насупился еще больше.
— Скажи спасибо, что матери ничего не рассказала, а то бы еще и от нее получил бы!
Мне не хотелось выслушивать эти их разбирательства, я быстро доел и чуть ли не выбежал из квартиры. Голова гудела, хотелось броситься на диван и проспать до лета или хотя бы до утра, но надо было идти к дому Зверя и караулить.
За весь остаток дня я не заметил ничего необычного, весь следующий день и затем последующий ничего не принесли. То ли Червина приходила редко, то ли она опасалась.
Через несколько дней я краем уха услышал, как две женщины обсуждали старика из подъезда, из его квартиры чем-то несло и женщины боялись, что он там помер.