Дорогу ей преградила старуха в серой шубе, которая явно была ей велика и волочилась по снегу. Её голову покрывала шапка, от затылка к плечам спускались длинные, тонкие верёвочки с нанизанными поверх чёрными бусинами. Морщины на лице глубоки, и в светлых, как студёная вода, глазах — древность Стены и Винтерфелла. Взгляд этих глаз вмораживал в землю. Санса возвышалась над незнакомкой чуть ли не на две головы, но всё равно вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, ростом с Фрейю.
— Южанка, — старуха, с той прытью, которую трудно ожидать от человека такого возраста и комплекции, обошла Сансу кругом. — Неужто та самая южанка, о которой так тосковал король-ворона? Не зря я выползла в такую рань из тёплого шатра, ох, не зря.
— Та самая ведунья, о которой я так много слышала, полагаю, — Санса изогнула тонкую бровь и, сама того не желая, скрестила руки на груди, будто защищаясь.
Марра хрипло засмеялась.
— Гляди, моя слава бежит впереди меня так же, как твоя.
Ведунья нахмурилась и склонила голову набок, изучая лицо Сансы. Неприятное ощущение, будто её читают небрежно вскрытым посланием, мурашками бежало по спине.
— Я могу рассказать тебе, чем всё закончится, — она ткнула в неё пальцем, и первые фаланги её черны, как сажа. Санса слышала, что мейеги используют снадобья, которые помогают видеть чужие судьбы, и это портит их кожу.
— Какова плата?
— Твоя кровь, конечно. Цена — всегда кровь. Достаточно нескольких капель.
Искушение слишком велико, знать, что будет, знать свою судьбу, знать, правильно ли она поступает… Это заманчиво настолько, что «да» почти сорвалось с её губ. Но вместо этого Санса твёрдо ответила:
— Нет, не нужно.
Марра прищурила светлые глаза.
— Почему это?
«Потому что я хочу верить во что-то. Потому что я не хочу узнать, что это конец»
— Потому что я не хочу потерять надежду. Надежда — это всё, что у меня остаётся.
Марра неопределённо кивнула. Верёвочки на шапке стукнулись друг о друга.
— Надежда — опасная вещь для девушки вроде тебя.
— Значит, пусть будет так. Я не хочу зависеть от того, что ты можешь мне рассказать.
— Даже если бы ты смогла что-то поменять?
«История уже написана, и чернила уже высохли» — однажды сказал ей Бран. Кому, как не ему это знать? Санса улыбнулась.
— Особенно поэтому. Если я узнаю, что случится что-то ужасное, то не смогу с этим смириться. И если узнаю, что случится что-то хорошее, но это по какой-то причине не произойдет, то тоже смириться не смогу.
Мейега усмехнулась и, посторонившись, изобразила приглашающий жест рукой, предлагая Сансе последовать дальше по дорожке. Это она и сделала. Она ступала в будущее, о котором ничегошеньки не знала, её сердце окутывали нити любви, тревоги и тоски, с которой волки воют на луну.
Она ступала в будущее, в котором, возможно, никогда не будет Джона Сноу. Но Санса ни за что не хотела бы знать это наверняка.
========== Часть 8 ==========
Чем дальше они заходили, тем более странным всё становилось.
Первый «случай» произошёл вскоре после того, как позади осталась граница земель Теннов, и вокруг бесконечно по всем направлениям простиралась белоснежная, холодная пустошь. Спутники Джона уже устроились на ночлег, но он сидел подле костра, читая одно из писем Сансы. Она рассказывала о Винтерфелле, о ежедневных хлопотах, и о том, как лорд Ройс прислал в помощь каменщиков из Долины для восстановления замка. «Основную работу делают наши люди, но мастера из Долины привнесли несколько очень дельных идей. Посмотрим, что из этого получится. Какая-то часть меня скептически говорит, что мы никогда не сможем построить стены так же хорошо, как Бран-Строитель. Но потом я думаю, что это всё мои предрассудки и воспоминания о сказках Старой Нэн, о магии в кладке камня, помнишь?». Он помнил. Он должен быть рядом с ней, каждое слово пробуждало в нём болезненно-острую тоску по дому. Даже оставаясь в тысячах лиг, Санса заставляла его думать о королевском помиловании, продолжала возделывать ростки сомнений в его душе.
Джон всегда бросал её письма в огонь, вспоминал её слова, её запах и смех. Он молча наблюдал, как съёживаются чернила, плавятся края пергамента… И на пятом письме Рглор заговорил с Джоном Сноу впервые. Костёр изменился, продолжая танцевать свой странный танец, языки пламени замерцали, переливаясь от ярко-красного к цвету листьев ранней осени, и в всполохах проявились очертания круга из десяти камней.
Джон готов был больше никогда не сидеть около костра.
«Случаи» повторялись, но огонь неизменно показывал всё ту же картину. Сомнительный повод для радости, по большому-то счёту. Да, Джон понятия не имел до этого момента, что ищет, и какова финальная точка его маршрута, но вот с чего бы вообще доверять красному божеству?
«С того, что Рглор вернул меня назад?». Но вернул для чего — на самом деле? Джон не знал. Зато знал точно: Мелисандра натворила достаточно зла, руководствуясь желаниями своего бога.
Пустыня, звенящая от тишины и мороза, не собиралась заканчиваться, лишь изредка меняя пейзажи на стылые озёра, рощи с великанами-деревьями и ущелья. Чем дальше они заходили — тем сильнее болели его шрамы на груди и животе. Поначалу не больше, чем зуд, который можно легко стерпеть, но вскоре — как будто его кожу вновь и вновь вспарывала сталь. Он ворочался с боку на бок по ночам, пытаясь заснуть на волнах боли. Иногда Призрак клал морду или лапы ему на грудь и становилось легче, но не всегда приносило спасение.
И когда он наконец предстал перед кругом камней из огненных видений, его шрамы разболелись особенно сильно. Джон тяжело дышал, опираясь на меч, скрючившись, словно горбун. Джастин Гленмор стоял по правую руку от него, задумчиво поглаживая покрывшуюся инеем бороду. Вергор из Теннов прохаживался вокруг сооружения, подозрительно рассматривая.
— Такой же круг есть и по другую сторону Стены, — сказал Джон. — Я никогда не задумывался, для чего. Он просто есть.
— Неужто, — отозвался Вергор. Он смерил камни взглядом, и Джон сделал то же уже в сотый раз. Десять чёрных каменных плит воткнуты в землю, их высота больше человеческого роста, даже здоровяк Вергор на их фоне приземист; верхушки скошены. Посреди плоский камень, который мог бы служить столом, но сейчас укрыт лишь горкой снега.
— Твои шрамы уже так болели? Возле другой штуки, — Джастин ткнул пальцем в сторону круга.
— Нет. Они вообще раньше не болели.
Вергор поморщился и поскрёб пальцем нос. Его щёки пересекали три изогнутых полумесяцем шрама, характерных для клана теннов, и полосы тончали лишь у переносицы.
— Дело в магии. Возможно… — изрёк он, и Джон непонимающе качнул головой.
— Магии белых ходоков или Рглора?
— Мы уже настолько уверены, что эти штуки — дело ходоков? — пробурчал Джастин, но Вергор оставил его вопрос без ответа.
— Обоих. Твоя магия откликается.
«Твоя магия»? Джон едва сдержал смешок. Магия человека, потерявшего всё, что у него было? Магия неудачника? Его шрамы отозвались на резкий вдох, и Джон, сдержав стон, покрепче сжал губы.
— Красный Бог вернул тебя к жизни. Я бы не удивился, если его магия до сих пор поддерживает твои силы.
— Есть очень большая неувязка. Допустим, эта моя магия реагирует на магию Ходоков. Но я не чувствовал ничего подобного рядом с самими Ходоками, почему?
— Это мне неведомо, ворона, — Вергор пожал плечами.
— Или может, дело только в магии Рглора. Может, так Рглор угрожает, что убьёт тебя, если ты не сделаешь то, что он хочет, — беззаботно произнёс Джастин.
— Ну спасибо. Очень воодушевляет.
Джон снова посмотрел на камни. Солнечный блин уже скрывался за горизонтом, и последние искры света отражались в белых шапках на вершинах скошенных столбов. Чёрные махины выделялись на фоне неба, что окрасилось в розовый и индиговый цвет, иногда краски наслаивались друг на друга, иногда тёмные облака служили между ними тонкой прослойкой. Почти завораживающее зрелище, но Джон здесь не для того, чтобы любоваться пейзажами. От камней веяло враждебностью. Тревога иголками колола кончики его пальцев, и будто холодная рука трепала загривок.