Он бы мог успокоить, что она всё равно победила. Что у него в шатре осталось королевское помилование, и оно жгло его пальцы, плавило по краям его железное “я не вернусь назад”. Но любые оправдания — всего лишь жалкие ошмётки, которые уродливо сползали с данного им обещания. Они оба знали: если он уйдёт в Сердце Зимы, то никто, даже ведуньи и трёхглазые вороны не смогли бы предсказать, когда он вернётся назад.
— Самое ужасное, что я понимаю, почему ты это делаешь. Это была твоя война. Ты должен сам убедиться, что она закончена навсегда, иначе не успокоишься.
— Ты действительно хорошо меня знаешь.
— Да уж, — она грустно улыбнулась. — Немного знаю. Мне хватило подтверждения от Брана и Хоуленда, что Ходоков больше нет. Но тебя это не устроит.
Они сидели слишком близко, соприкасаясь плечами и коленями. Джон не выдержал и взял её за руку, и она сжала пальцы в ответ. У них осталось слишком мало времени на прикосновения друг к другу.
— Ты должен пообещать мне, что ты вернёшься. Вернёшься и на этом перестанешь наказывать себя.
— Я не…
— Нет, наказываешь! — сердито перебила Санса. Она развернулась к нему всем телом. От неё пахло элем и домом, и он держал обе её ладони в своих. — Сколько ещё ты себе отмерил? Пять лет, десять? Три жизни? Когда будет достаточно?
«Всегда будет недостаточно». То, что он сделал, останется с ним, тенями во снах и в грузе под сердцем.
— Боюсь, ответа на этот вопрос не существует. По крайней мере, я его до сих пор не нашёл.
— Но мы бы могли найти ответ вместе, — выпалила Санса, испуганно, будто сама не веря в то, что говорила. Он все ещё неотрывно смотрел на неё, и больше вокруг ничего не существовало: ни пьяных песен вдалеке, ни переливов лютни и смеха. Джон нежно смахнул прядь волос с её лба.
— Возможно, я выпила слишком много. И мне не стоит это все говорить. Сейчас это неуместно. Это неправильно, но границы правильного давно для нас размылись. Кто мы теперь?
«Те, кого никогда не одобрил бы отец. Отражения тех, кого он осуждал всю свою жизнь».
— Мне кажется, если мы продолжим разговор, завтра ты пожалеешь о сказанном, Санса. Я не хочу этого.
— Наверное, — задумчиво сказала она. — Но я хочу договорить. Мы вместе — это неправильно. Но не невозможно, это правда?
Вместо ответа, он притянул её к себе и коснулся губами лба, и Санса выдохнула, оставляя горячий след на его коже. Он вновь посмотрел на неё и произнёс единственное, что считал верным:
— Правда. Это давно перестало быть невозможным.
Она покачала головой, улыбаясь краешками рта, но её глаза оставались серьёзными и печальными. На его языке цвела горечь, и несбывшееся, что уже не исправить, тянулось между ними тонкой струной.
— Тебе не следовало уезжать на Драконий Камень.
— Мне многое не следовало делать.
«Вся моя жизнь — череда неправильных решений, которые таковыми не казались».
— Отведи меня домой, — Санса потянула его за руку, вставая, и он последовал за ней.
Они молчали, и лишь снег скрипел под ногами. С неба падали мелкие снежинки, но луна всё ещё хитро выглядывала из-за туч. Только её серебристый свет стал свидетелем того, как Джон и Санса остановились напротив входа в шатёр.
Он не знал, какие весы отмеряют вину и искупление. Он больше не знал, где пролегает граница между правильным и неправильным. Возможно, ответы нашлись бы у отца, но и он уже не казался единственно-верным мерилом — не после того, как вся жизнь Джона оказалась построена на лжи и вымощена недомолвками.
— Ты так и не пообещал.
— Я не могу дать тебе слово, которое не смогу сдержать. Я не знаю, что найду за границами земель теннов. Никто этого не знает.
— Возможно, мы увидимся завтра в последний раз?
Санса не дала ему ответить. Она поцеловала его в губы, осторожно, почти невесомо, и на этом можно было закончить, но… Джон притянул её к себе сильнее. Это странно и нереально. Продолжить означало бы запутать, соорудить клубок ещё сложнее. Но ни поцелуй, ни их объятья не чувствовались ни постыдными, ни неправильными.
— Я хочу, чтобы ты остался, — выдохнула она.
— Но если я останусь, то кто-то из нас точно завтра никуда не поедет.
Санса закусила нижнюю губу и кивнула. Она открылась перед ним, и он оставлял в её ладонях своё сердце. Этот образ, её просящий, почти умоляющий взгляд, будет преследовать его во снах.
— Просто помни, что Винтерфелл — твой дом. И я буду тебя ждать.
Джон это знал. Ведунья была права: его душа всегда смотрела в сторону юга, в конечном итоге все его мысли обращались к дому. И к Сансе Старк.
========== Часть 7 ==========
Санса Старк рассматривала походное платье, лежащее на меховом покрывале кровати. Платье чёрное, как все наряды леди Винтерфелла, плотные завязки на груди и рукавах скроют каждый дюйм кожи; широкий пояс, словно защита; длинная шерстяная юбка без лишних украшений.
Девушка, которая плела тёмную косу, носила белую шубу одичалых и делила с ними эль подле костра, пошла бы за Джоном Сноу дальше, чем край света, туда, где кончаются все карты. Как героиня из песен и сказок, она бы отправилась за ним в Сердце Зимы, не задумываясь о своей жизни и будущем, облегчила невзгоды и тяготы, и сделала всё, чтобы они оба вернулись домой.
Та девушка не была королевой Севера, но она была той, кто мог следовать за желаниями своего сердца. Санса Старк многое отдала бы, чтобы остаться ею навсегда.
«Отдала бы даже корону?» — ехидничал в голове голос, интонациями похожий разом на Мизинца и Серсею.
«Если бы всё было так просто — да». Но груз, который висел за спиной, как тяжёлый короб, нелегко сбросить. Её ждали на Севере. Она должна вернуться в Винтерфелл, чтобы дальше исполнять свой долг. Чтобы проследить за железнорождёнными и помочь Яре и дальше осваивать земли, решить вопрос с финансированием Стены, тысяча других сложных и важных «должна» венчали корону.
Санса переоделась в платье, вместе с белым цветом вольного народа скидывая остатки мнимой свободы.
— Ваша Светлость? — раздался за пологом шатра голос Джастина Гленмора.
— Входи, Джастин, — сказала Санса, защёлкивая на груди застёжку мехового плаща. Она кивнула на табурет, стоящий около стола, и сама присела рядом.
— Ольвин сказал, что вы хотите видеть меня.
Парень смотрел на неё внимательно своими зелёными, почти кошачьими глазами. Он снял шапку и взъерошил короткие, тёмные волосы.
«Как много я могу тебе доверить? Могу ли доверить самое дорогое, что у меня есть?» Джастин смешлив, легок на подъём, и уже не раз бывал за Стеной. О нём говорили, что он человек слова, хотя и не лишён определённой доли расчётливости, хитрости, и боги отсыпали ему изворотливости больше, чем любому северянину. Из него получился бы отличный наёмник. Но в конце концов, он показал себя надежным, как крепостная стена, когда сопровождал её в этой авантюре, не так ли?
— Готовы к отъезду, ваша милость?
— Почти. Осталось ещё несколько дел. И… Это странно, наверное, но уезжать не хочется.
— Есть такое дело, — он мечтательно прищурился, наверное, вспоминая вчерашнюю девицу. Санса едва сдержала улыбку. Прошлая ночь была щедра и к ней тоже, она до сих пор не верила, что произошедшее между ней и Джоном не было удивительно реалистичным сном. Но приятные воспоминания тут же будто заледенели от одной только мысли о том, что она должна произнести. «Отправлять человека на самоубийство практически, не в войну, в мирное время, как чувствуешь себя, королева Севера?»
— У меня к тебе непростая просьба, Джастин. Это именно просьба, и если ты откажешься, я пойму.
Джастин нахмурился, но в его глазах и лице не читалось сомнений. Только любопытство.
— Джон собирается в земли Белых Ходоков. Мне было бы спокойнее, если бы с ним был северянин.
Глаза Джастина удивлённо расширились.
— В земли Вечной Зимы?
— В Сердце Зимы, как их ещё называют.
Он улыбнулся краешком рта. Задумчиво постучал пальцами по столешнице. Молчание длилось не более нескольких мгновений, и лёгкость, с которой он продолжил, её удивляла.