Я заранее представил, как невыспавшийся, измотанный, разбитый приду на работу и буду сидеть за столом, поддерживая голову, чтоб не клонилась.
Пал Палыч закончил.
— Ну, как тебе?
— Здорово, — сказал я. — Может, попробуем уснуть?
— Боюсь, не получится. А впрочем, давай. Я постараюсь не мешать.
Он удалился в кухню и принялся громыхать кастрюлями.
Я повертелся, помаялся, укрылся с головой. Как нарочно, зазвонил телефон. Кирилл.
— Ку-ку, это я, будильник. Спешу тебя разбудить, — и расхохотался. — Ключики под ковриком оставь. Лады?
— Нет, — сказал я.
— Почему это?
— После объясню.
Делать нечего, пришлось вставать.
Пал Палыч на веселый лад успел перестроиться.
— Ну, ты что? Поднять подняли, а разбудить забыли? Знаешь, что нужно сделать, чтоб кафель в ванной не отваливался? Нужно цемент в пазах масляной краской смазать. А то смотри, две штуки уже отлетело.
— Спасибо, и так проживу, — принужденно улыбаясь, сказал я.
— Не ленись, не ленись.
Он потянул меня к моему домашнему кульману.
— Смотри, я тут одну штуку придумал. Та самая, что тебе не давалась. Средняя часть, а?
— Вот спасибо, — обрадовался я.
— Только у меня грязно вышло, — извиняясь, стал объяснять он. — Я ночью не спал, прикидывал, вот и намазюкал. Ты перечерти начисто, ладно?
По дороге на работу еще один урок преподал. Старушка в автобус вошла. И места были. Нет, Пал Палыч все равно вскочил:
— Садитесь, уважаемая.
Ближе к обеденному перерыву пришел Кирилл. Я, как мог, упирался. Он не отставал.
— Да брось ты. Через два часа положу, как всегда, под коврик. И все в шоколаде.
Скрепя сердце отдал ему ключи.
Едва он, довольный, вприпрыжку выбежал, явился Пал Палыч.
— Валера, — Пал Палыч крайне озабоченным выглядел, — мне домой — он так и сказал «домой» — нужно. Я документ один на столе оставил, а он срочно понадобился.
Как разгоряченный конь, передо мной гарцевал, нетерпеливо бил копытом.
— Пал Палыч, — решительно поднялся я. — Давайте я съезжу.
— Ну что ты. Я сам.
— Нет, Пал Палыч. У вас небось дел по горло… Где этот ваш документ лежит?
Пока я ездил, пока докричался Кириллу, что это я (соседи выглядывать начали), пока он открыл, беспокойство меня изгрызло. И небеспричинно.
Даня сообщил, что Голубкина четыре раза меня спрашивала.
Когда я к ней вошел, она газеткой обмахивалась, так полыхала.
— Я говорила вам, что к концу недели проект должен быть готов?
Я молчал.
— В чем дело, Валерий? Вынуждена просить вас написать объяснительную записку.
У Дани мой вид, естественно, вызвал приступ веселья.
Я сел за стол. От злости за два часа почти разделался с первой позицией.
Перед концом дня позвонил Пал Палыч:
— Валера, домой вместе едем?
— Вместе, — подтвердил я.
Через несколько минут он заглянул обрадованный.
— У меня сюрприз. Угадай, что мы сегодня делаем?
— Должно быть, кафель кладем, — сказал я.
— Да нет. Мне два билета на хоккей достали.
— Я не смогу, — сказал я.
— Ну вот, — огорчился он. — Такой матч.
— Нет, нет, — сказал я. — Я буду поздно.
И отдал ему злополучный ключ.
ЧУЖАЯ СТРАНА
Каждый раз не верится, когда я вхожу в этот дворик. Какой же маленький он! Крошечный. Или это тополя так раздались, мощными стволами стиснули пространство? А всего-то три дерева, от одного к другому, как провода связи, тянутся бельевые веревки. И странно, что в дворике этом, кроме тополей, умещаются и палисадничек с низкой оградой, и детская песочница под грибком. А ведь еще и голубятня была, и мотоцикл дяди Толи, всегда накрытый брезентом.
Дом, где жили Юлька Румянцева и Сережа Отрадин, оказывается, двухэтажный, приземистый. Мой — в глубине, облупившийся, с ржавой пожарной лестницей до крыши — в три этажа. А ведь, задрав голову, смотрели.
Словно в насмешку кто подстроил: мол, не было ничего, что тебе запомнилось, а было вот это — неприглядное и бедное.
Прошлое — чужая страна, в нее нет возврата. Ел у бабушки пирог с яблоками, и не будет больше никогда такого пирога. Любовался вазочкой с вареньем, она разбилась.