— Доктор, может быть, еще что-нибудь нужно? — спросила мама.
— Пока главное — регулярные осмотры. И все будет в порядке.
— Спасибо, доктор, — сказала мама и протянула ему белый конверт. Он спрятал его в потертый кожаный бумажник.
Мама подтолкнула меня, чтоб я подал ему пальто с меховым воротником.
Все было хорошо, мама повеселела, я повеселел, потому что сошлись на одном: врач знающий, ему можно верить.
Значительно позже пришло: тот белый конверт… Ведь это так мучительно тогда было: решать, сколько в него положить. Чуть больше или чуть меньше? От этого зависит, как он будет к нам относиться. И в голову не приходило: да ведь он, едва переступив порог нашей комнатки, уже знал, в какую цену лекарства выписывать. Вот так мы жили вдвоем.
— Я тут дачу нашу вспоминал, — сказал я. — Интересно, что за люди там сейчас? Вот бы съездить посмотреть.
Мать отложила вязанье. Волосы у нее были наполовину седые.
— Так иногда думаешь… Жили бы мы все вместе, была бы нормальная семья, дача, квартира. И отец был бы жив-здоров. Ну что он один, «неотложку» было некому вызвать. И дед остался один. Меня он стесняется, а ты не помощник.
В полированных дверцах шкафа отражался я, отражалась мать, вся комната отражалась — чуть искаженно и темно, как на негативе. И тут как бы раздвоилось в глазах: рядом с матерью я увидел свою ночную гостью с букетом.
Я откинулся на стуле, накрепко зажмурился.
— Все же пойду, — сказал я.
— Ну вот, — мать огорчилась. — Ты как в отцовскую квартиру перебрался, будто в другой город уехал.
— Сорок минут на метро, — сказал я. — Все равно, что самолетом до Ленинграда.
ЧЕТВЕРО
Розы в вазе пожухли и сморщились, когда она снова позвонила.
— Валера, — сказала она, — у меня сохранилось несколько писем вашего отца. В них — и о вас. Я сейчас тут, неподалеку…
Пал Палыч хлопотал у плиты, разогревал суп. Я открыл и закрыл дверцу холодильника, вернулся в комнату. Закурил.
Пал Палыч принес кастрюлю.
— Пал Палыч… — сказал я.
— А?.. — Он обжегся и запрыгал на одной ноге. — Проклятье…
— Пал Палыч, вы не обидитесь, если я вас об одной вещи попрошу?
— Говори, — сразу весь внимание, вперился он в меня.
— Ко мне прийти должны…
— Понял. — Он ни секунды не раздумывал.
— Это ненадолго, — начал извиняться я.
— Валера, о чем ты говоришь? — Энергично пиджак надел, расправил плечи. Обмотал шею шарфом и, придерживая его подбородком, стал натягивать пальто. — Когда вернуться?
Я не успел ответить. Позвонили в дверь. Пал Палыч, громко топая, ринулся в кухню.
Я выждал немного, пригладил прическу и только после этого пошел открывать. Так подготовил себя к встрече с ней, что не сразу сообразил, откуда и почему передо мной оказался Гена. Он был в коричневой кожаной куртке, изрядно, до белизны потертой. На полу перед ним стоял белый полиэтиленовый бидончик.
— Здорово, — безмятежно улыбнулся Гена.
— Гена, в другой раз, — замотав головой, чтобы скорее стряхнуть это наваждение, попросил я.
Он не исчез, а стоял, тупо и обиженно на меня уставясь.
Загорелась красным кнопка лифта. Ехали снизу.
Неловко было захлопывать дверь перед его носом. Но другого выхода я не видел.
— Извини, — повторил я.
— Постой, — он очнулся и подставил под дверь ногу. — Я всего на пять минут.
Лифт заскрипел, как снег на лыжне, и притормозил. Двери раздвинулись. Она вышла — в пуховой шапочке и шубке.
Я сделал шаг ей навстречу. Гена этой моей оплошностью воспользовался и шмыгнул в квартиру, протаскивая за собой бидон.
— Извините, это приятель мой. Он на минуту заскочил, — сказал я.
Из кухни послышался грохот, потом голоса: не то Гена перед Пал Палычем извинялся, не то Пал Палыч перед Геной.
Она достала из сумочки тонкую, перевязанную тесемкой пачку пожелтевших конвертов. Я бережно принял эту пачку, разглядывая знакомый почерк, и время перестало для меня существовать. Мы так и стояли в прихожей.
Тут Пал Палыч и Гена появились из своего убежища. И закричали наперебой, на манер коверных:
— Мы уже уходим, уходим!
Они собой представляли живописную группу. Бим и Бом.
— Да что вы, не беспокойтесь, — заторопилась она.
— Нет, нет, — начал расшаркиваться Пал Палыч. — Мы с вами прощаемся.
— Я там вина привез из Молдавии, — не удержался Гена. И неожиданно возвысил голос: — Почему бы нам всем вместе не посидеть, не выпить? Я в Москве проездом, скоро опять улетаю. Честное слово, отличное вино.