Общаться с Февронией Халявщицей и ее сынком Студнеславом Соловейка отказалась категорически, сославшись на расшатавшиеся нервы и стойкое желание в их присутствии применить свой необычный талант на практике. Так как Илюха на свои нервы не жаловался, а время силовых операций еще не пришло, старший богатырь скрепя сердце взял уже знакомую ему парочку на себя.
После недолгого поиска она была обнаружена в состоянии поглощения пищи за отдельным столом неподалеку от трона. Из-за прямо-таки немыслимого количества сурьмы и белил на лице возраст мамаши определить было невозможно, а вот ее отпрыску, на первый взгляд, было лет двадцать. Несмотря на разницу в поле и возрасте, харчевались родственнички с примерно одинаковой скоростью.
— Смотрите-ка, мамаша, опять этот монах-расстрига! — встретил Солнцевского противный голосок Студнеслава. — Ну помнишь, который еще на соревнованиях со своей полюбовницей разобраться никак не мог!
— Конечно, помню, — хмуро отозвалась Феврония, со свирепым выражением лица отрывая несчастному жареному куренку ногу. — Гнать нужно этого повара, опять пересолил.
— А ведь соль-то нынче на базаре чуть не на вес золота идет, поддакнул сыночек, ненадолго отрываясь от свиного окорока. — Совсем столица зажралась.
— Не говори, вся страна на них горбатится, а они тут жируют, — охотно согласилась с отпрыском Халявщица, продолжая расчленять несчастную птицу.
Честно говоря, Илюха слегка онемел, услыхав такой до глубины души знакомый ему диалог. Подумать только, много веков спустя, на своей временной Родине, он, как столичный житель, не раз слышал подобные высказывания;
— Поди всем, что на этом пиру сожрано, можно было наш родной Халявец цельный месяц кормить, — не унимался Студнеслав, не обращая на подошедшего богатыря ровным счетом никакого внимания.
— Скажешь тоже, месяц… — смачно рыгнув, возразила сыну Феврония — Два, как минимум!
Тут княгиня решила немного передохнуть. Запустив руку за пазуху, извлекла на свет божий огромный кулек семечек, высыпала их на центр стола и принялась лузгать, сплевывая шелуху прямо под ноги. Происходящее заставило Солнцевского в очередной раз поморщиться. Как коренной городской житель, лично он к семечкам относился, мягко говоря, отрицательно, а уж к тому, кто плевал на пол, более чем, без всякого «мягко».
— Чего встал-то, проходи давай!
Как вы поняли, старшего богатыря наконец заметили.
— Ишь, бездельников развелось! Пахать некому, ковать некому, а он тут по пирам шляется.
Потихоньку закипая, не дожидаясь приглашения, Солнцевский опустился на скамью напротив сладкой парочки и даже открыл было рот, чтобы высказать все, что он о них думает, но Феврония оказалась шустрее:
— Ты представляешь, Студнеслав, если старшие богатыри у Берендея такое вот хамло и быдло, что же из себя тогда представляют обычные ратники?
— Не говорите, мамаша, вот в нашей дружине половина воинов даже читать умеет.
Тут князек решил последовать примеру матери и, вытерев руки об и без того заляпанный жиром кафтан, принялся истово грызть семечки. Как и следовало ожидать, шелуха так же полетела под стол.
— Эх, зря меня родственнички не слушают, — мечтательно заметила Халявщица, — уж я бы тут порядок навела, по струнке бы у меня по дворцу ходили. Всех бы лоботрясов да лодырей на чистую воду вывела!
— У тебя бы получилось. Кстати, мамаша, раз уж этот грубиян к нам за стол уселся, спроси его, чего это во дворце происходит? А то я сегодня к Берендею хотел зайти, так меня чуть ли не взашей вытолкали.
— Увы, кровиночка моя, родственнички наши взлетели шибко высоко, с нами даже общаться не хотят. Ну да ничего, глядишь, все переменится, — вздохнула Феврония и тут же обратилась к Солнцевскому: — Слышь, ты, стриженый, чего происходит-то? Глашатаи объявили, что этим тайным делом твоя шайка занимается, так изволь доложить но неси(по всей?) форме. Не забывай, с тобой княгиня разговаривает!
— И князь, — поддакнул Студнеслав.
— Точно, и князь, — согласилась с сыном Феврония.
Внутри у Солнцевского все кипело, клокотало и бурлило. И уже давно было готово вырваться наружу, не хватало всего лишь окончательного повода.
Моте и делать-то ничего особенно не пришлось, так, чуть подтолкнул под руку хамоватую Халявщицу в тот момент, когда она собиралась в очередной раз плюнуть на пол. Легкое вмешательство кончиком носа под локоток и шелуха летит не вниз, под стол, а, как и рассчитывал Змейчик, на старшего богатыря, вернее на его правую руку. Этого хватило с лихвой.
— Документы! — рявкнул старший богатырь. При этом выражение лица бывшего солнцевского братка изменилось настолько быстро и кардинально, что сидящие напротив даже стали немного заикаться. Точнее нет, не так. Заикаться стала только Халявщица, она оказалась покрепче, а вот Студнеслав вообще потерял дар речи.
— Ч-что?
— Верительные грамоты покажи!
— Д-дома остались…
— Ага, так я вам и поверил! Значится, так и запишем: документов нет, регистрация отсутствует, на вопросы отвечать отказались, да еще в извращенной форме.
— К-куда запишем?
— В доклад Берендею запишем, — отрезал Илюха, совершенно невольно пародируя не самых лучших представителей столичной милиции, — а еще туда же запишем, что вели с сыном крамольные речи и всячески поносили верховную власть и существующие в Киеве порядки. Князь у нас, конечно, строгий, но справедливый. Казнить, может, не казнит, но на сто первый километр вышлет. Так что можете паковать чемоданы и собираться в дальний путь!
— К-куда? — повторил вопрос маменьки неожиданно обретший дар речи Студнеслав.
— Как куда? — искренне удивился Солнцевский. Домой, на малую Родину, в родимый Малый Халявец.
— Н-нет, простонал князек, — только не туда!
— Туда, и только туда. Причем без права покидать город.
Последняя фраза окончательно подкосила гостей столицы — дар речи у них пропал окончательно и бесповоротно.
— Завтра поутру с вещами попрошу прибыть в «Чумные палаты» для дальнейшего выбора меры пресечения, — подвел итог Солнцевский, стараясь зайти не слишком далеко. Ответом ему послужили два судорожных кивка и полные неподдельного ужаса взгляды.
— Понаехало тут! — скрипя зубами, бросил Илюха напоследок и твердой походкой отправился прочь от негостеприимного столика.
«Один есть!» — довольный собой заметил Гореныш и, пошарив взглядом по залу, зафиксировал новую цель и засеменил по направлению к ней.
Никакого особенного плана действий у Соловейки не было, но это младшего богатыря ни капли не смущало, в своих силах она не сомневалась. Нагнать побольше таинственности, туда же добавить ворох недоговоренности и обрывков странных фраз, присоединить подозрительный взгляд, стальной голос, и готово вполне удобоваримое блюдо. Да напоследок, в качестве специи, можно обвинить подозреваемого. В чем? Да ни в чем конкретно, просто обвинить и всё. Конечно, Изя справился бы с такой задачей не в пример тоньше, но и намеченный рецепт сулил скорое и успешное выполнение задания.
Князь Гордон оказался невысокого роста сухоньким мужчинкой неопределенного возраста, с длинным носом и обширной лысиной. В тот момент, когда суровая Любава (это ей казалось, что она была суровой) остановилась напротив князя, тот что-то нашептывал на ухо румяной молодке. Последняя сияла, словно маков цвет, и от словоохотливого собеседника не отстранялась.