Весь следующий день «Дружина специального назначения» вновь провела в поисках хоть каких-то следов пропавшей княгини. После того как в первый день Солнцевский лично обыскал дворец и все прилегающие к нему строения, все силы были брошены на поиски в городе. По наводке Изи были зачищены три подпольных игральных дома и два дома, называемые в народе «веселыми». К удивлению хозяев этих заведений, средний богатырь, встреченный поначалу как старый знакомый, был совершенно неподкупен и как никогда суров. Сказать, что обыски с пристрастием не дали никакого результата, было бы неправильно. Результаты как раз имелись, но, к сожалению, не те, на которые рассчитывали Илюха с коллегами. Были арестованы пять доселе скрывающихся от княжеского правосудия разбойников, два скупщика краденого, три сутенера и прочая мелочь количеством не менее десятка. С каждым из лихих людишек перед отправкой в тайный приказ лично беседовал Солнцевский. Но даже после этого никакой, даже самой незначительной, информации об исчезновении княгини так и не было получено. Судя по коротким сообщениям от былинной троицы и Севастьяна, дела у них тоже шли неважно.
Уже поздним вечером, когда Солнцевский с Изей, невольно краснея под пристальным взглядом Соловейки, вспоминали месторасположение последнего известного им обоим «веселого дома», вестовой принес записку от самого Берендея. В ней, нетвердой рукой, князь велел всей команде срочно прибыть во дворец в полном составе. Прочитав эти строки, друзья переглянулись между собой. Всем им в голову пришла одна и та же мысль: князь таки хочет покарать провинившихся дружинников. Несмотря на это, ни у кого (даже у Изи!) не появилось желания воспользоваться возможностями крылатого Моти и под покровом темноты сбежать из города.
Илюха с Соловейкой широко перекрестились, черт трижды сплюнул через левое плечо, а потом и через правое (на всякий случай), и уже только после этого вся компания отправилась на княжеское подворье. Мотя засеменил следом, не очень понимая, что именно заставило так загрустить старшего, среднего и младшего богатырей их удивительной дружины.
Дворец встретил друзей тусклыми огнями и нехорошей, мрачной тишиной. Все коридоры и просторные залы были забиты хмурыми ратниками, боярами и разным дворовым людом. При появлении Солнцевского и его компании все присутствующие старались отвести глаза или просто отвернуться. Некоторые при этом начинали истово креститься. Складывалось такое впечатление, что «Дружину специального назначения» заранее похоронили, и сейчас все смотрели на них как на покойников, покинувших кладбище только благодаря временной амнистии. Исключение составляли только Муромец, Добрыня и Попович. Былинные богатыри встретили их подле малого тронного зала если не с радостью, то, по крайней мере, без показной траурной скорби.
— Только что про вас спрашивал, — бросил Илья Муромец, протягивая руку Солнцевскому для приветствия, — с ним сейчас Севастьян, остальным велел пойти вон.
— И вас выгнал? — вскинула бровь Любава.
— И нас, — развел руками Добрыня.
— Совсем наш князюшко расклеился, как бы не было беды, — добавил Алеша и без лишних слов распахнул перед спецдружинниками массивные дубовые двери.
В зале было непривычно темно. Только возле самого трона горела одна-единственная свеча, и света ее хватало, лишь чтобы осветить гримасу боли, застывшую на липе верховного правителя стольного Киева. Рядом застыл по стойке смирно воевода. Илюха, как командир своего маленького подразделения, выступил вперед и заговорил. В звенящей тишине его голос показался особенно громким.
— Прости нас, Берендей, наша вина, что Агриппину похитили.
— Следствие зашло в тупик, такое бывает, — попытался вставить фразу Изя и тут же получил локтем по ребрам от Солнцевского. Мол, не лезь поперек батьки в пекло, ты и так все, что мог, уже сделал, а точнее, не сделал.
— Вину признаем полностью, о снисхождении не просим, — продолжил каяться Илюха, но и на этот раз его прервали.
Излишне горячая Соловейка выпалила:
— A коли так, то можете взять назад данное слово более нас не казнить.
Конечно, это было слишком поспешным заявлением, но возразить или опровергнуть слова Любавы не решились ни Солнцевский, ни Изя. Для рогатого это было особенно странным.
— Слово князя нельзя взять назад, — тихим голосом заметил Берендей и в первый раз за два последних дня поднял на дружинников глаза: — Не буду я вас казнить.
При этом князь сделал акцент на слове «вас».
— А кого будете? — тут же подал голос любопытный Изя.
— Всех.
— В смысле?
— Всех, кто в списке подозреваемых.
На этот раз Изя даже присвистнул от удивления.
— Хоть вы и не смогли найти мне таинственного ворога, но я все равно его достану. Казнь завтра утром, а после этого я отрекаюсь от престола и ухожу в монастырь замаливать этот грех. Если повезет, у меня это получится.
— А если нет? — тут же бросил Илюха.
— Тогда сгорю в аду, — молвил Берендей и с вызовом уставился на Солнцевского.
Но вместо старшего богатыря в бой за правое дело бросился богатырь младший.
— Да как это можно безвинных людей на плаху отправлять? Да чем же тогда вы лучше этого душегуба тайного. Он две ни в чем не повинные жизни отнял, а вы собираетесь целых пять!
— Может, меньше, — тут же влез Изя, — чисто теоретически часть подозреваемых могли друг с другом скооперироваться, так что в случае успешного проведения казни невинноубиенных будет меньше. Скажем, три или четыре.
После этих слов Соловейка наградила черта таким уничтожающим взглядом, что он тут же поперхнулся своей математикой и замолчал. Хотя, может, он поперхнулся не от взгляда, а от подзатыльника Солнцевского.
— Да как только вам, светлейшему князю, опоре государственной и надежде народной, такое изуверство в голову вообще прийти могло?! — продолжала негодовать бывшая мелкоуголовная личность. — Это же не строчки в списке подозреваемых, а живые люди!
— К тому же среди подозреваемых значится и ваша дочка, — сурово добавил Илюха, — неужто рука не дрогнет?
— Хотите войти в историю как Берендей-самодур или Берендей кровавый? — не удержался и встрял черт.
Вместо ответа Берендей обхватил голову руками и тихо застонал. Потом вдруг резко распрямился и вскочил с трона.
— Тогда я просто уйду в монастырь, без всяких казней.
— Это как это? — удивился Севастьян.
— А так, выпускаю всех из-под ареста, принимаю постриг, а вы тут сами разбирайтесь. Правитель из меня и вправду никакой, так что войду в историю как Берендей бестолковый или Берендей-неудачник.
С чего это вдруг? — взвился Изя, видимо подзабыв, что только что предлагал князю прозвища даже похуже.
— С того! — набычился князь. — Жену потерял, наследника потерял, а виноват в этом кто-то из моих собственных родственничков. Так я даже казнить никого не могу, потому что горстка каких-то святош мне тут морали принялись читать. Да так успешно, что я на них попался и разнюнился. Самое время сложить полномочия и удалиться от всего мирского.
— Но тогда на трон может взойти тот, кто погубил Агриппину с наследником, — тихим голосом заметил Севастьян.
— А вот с этой проблемой буду разбираться уже не я, — отрезал Берендей и вновь присел на свой трон. — Есть же боярская дума, есть ты и, наконец, есть кучка бездельников, которые, по их же собственным заверениям, лучше всех на Руси могут распутывать самые сложные загадки и преступления.
Илюхе Солнцевскому в своей бурной жизни очень редко бывало стыдно. Три, четыре раза? Наверное, все же больше — раз пять. В любом случае с твердой уверенностью можно заявить, что после слов Берендея таких случаев стало на один больше. Солнцевский хотел было что-то сказать в свое оправдание, но слов нужных не находилось, и ему ничего не оставалось делать, как опустить глаза и уставиться на кончик своего сапога в тщетной попытке узреть там что-либо важное.
По правую руку от старшего богатыря раздавались до глубины души знакомые всхлипывания — то боролась со своими эмоциями Любава, пытавшаяся не разреветься в голос. Откуда-то снизу тихонечко скулил Мотя — маленький Гореныш тоже по-своему переживал упреки за полную несостоятельность их команды.