— Предлагаю выпить за верховного главнокомандующего, за направляющую и карающую руку, за нашего Берендея, — ура!
Тоскующий за закрытыми перед его носом дверями Микишка был очень удивлен, когда до его слуха донеслось троекратное молодецкое ура. Он предпринял очередную отчаянную попытку прорваться на таинственное совещание, но стража была начеку и в очередной раз спустила его с лестницы.
Расчет Солнцевского был совершенно бесхитростным и базировался на простых мужских слабостях. Ни один нормальный мужчина (ежели ему, конечно, позволяет здоровье) не сможет спокойно смотреть на то, как весело и непринужденно поглощаются в его присутствии спиртные напитки. А раз не сможет, то непременно захочет присоединиться к этому увлекательному процессу. Берендей был, несомненно, нормальным, и его глаза тут же загорелись характерным огнем.
— За успешное завершение нашего задания! — подхватил эстафету Изя.
Через четверть часа князь был готов. «Готов» не в смысле пьян, а готов к нормальному разговору. Это и не мудрено, если учесть, какие могучие дозы ему наливал заботливый черт. Захмелевший Берендей вернул опустевший кубок на стол и наконец-то перешел к тому, ради чего, собственно, и приглашал к себе спецдружинников.
— Вы меня хорошо знаете, — издалека начал князь, собравшись с духом. — Я, конечно, не святой, со всеми вытекающими отсюда последствиями…
Все присутствующие дружно закивали в знак согласия, а Соловейка даже попыталась убрать со стола изрядно опустевший штоф.
— Да я не об этом! — осадил бывшую разбойницу Берендей. — На этот раз я имел в виду другую свою слабость.
Илюха аж присвистнул от такой откровенности. Конечно, трепетное отношение верховного киевского правителя к противоположному полу уже давно ни для кого не было секретом, но такое открытое признание в присутствии законной супруги было, по меньшей мере, неразумным. Рука у княжны тяжела, а нрав суров. Но на этот раз Агриппина на удивление совершенно спокойно отнеслась к словам мужа и даже трогательно положила голову ему на плечо.
— Ох и намучилась со мной Грунечка за это время, — продолжал свои откровения князь, — однако хотите верьте, хотите нет, но любил все это время я только ее.
— Гуляли налево, а любили жену? — не удержалась и вставила шпильку Соловейка.
— А к нам, князьям, с простой меркой подходить нельзя, — тут же надулся Берендей. — Мы натуры творческие, увлекающиеся. К тому же рабочий день у нас ненормированный, забот государственных ворох… Вороги да супостаты так, бывало, утомят своими кознями, что мне просто необходима некоторая моральная разгрузка.
— За моральную разгрузку сейчас схлопочешь, — спокойно предупредила Агриппина, не поднимая головы с плеча мужа.
— Прости, увлекся, — тут же спохватился князь, — но это в общем-то не так и важно. А важно вот что: не так чтобы очень давно я, скажем так, провинился… мы, конечно, поссорились, потом, конечно, помирились… а вот в результате этого бурного примирения я…
— Мы… — поправила его супруга.
— Мы, — охотно согласился Берендей, — мы беременны…
На этом ораторский запал князя сошел на нет, и ему срочно потребовалось восстановить растраченные силы, а для этого как нельзя лучше подходил Изин первач. На этот раз пил Берендей в одиночестве. Всем присутствующим (кроме совершенно невозмутимой Агриппины) требовалось некоторое время, чтобы осознать услышанное. Для этого вполне хватило секунды три, далее последовал бурный поток восторженных эмоций и поздравлений.
Бедный Микишка даже застонал от бессилия, услышав отголоски общего ликования, доносившиеся из-за закрытых дверей.
— Так чего же вы скрывали-то? — выразила общий вопрос раскрасневшаяся Соловейка.
— Во-первых, неудобно как-то, на старости лет… У нас уже внучка растет, а мы вдруг молодость вспомнили, — пожал плечами Берендей и покрылся легким румянцем. — А во-вторых, по политическим соображениям…
Если по первому аргументу Илюха собирался было пройтись железобетонным катком юмора, то второй заставил его тормознуть это массивное средство по укладке асфальта. Ну не любил Солнцевский политику, не любил — и всё! Это чувство он перенес с собой из далекого двадцать первого века, и в нынешних реалиях лишь укрепился в своем отношении к ней. По этой самой причине Илюха старался держаться от политики подальше, что удавалось старшему богатырю не всегда. Да ладно, любовь любовью, но в старшие богатыри его насильно никто не тянул, и пенять было не на кого. Настало время вспомнить, что именно он является главой их команды.
— И что это за соображения? — через силу поинтересовался Илюха, видя, что пауза слишком затянулась.
Тут Берендей прокашлялся и вкратце поведал Солнцевскому обо всех сложностях и подводных камнях действующей системы престолонаследия. Если отбросить подробности и всевозможные нюансы, то из нее следовало, что претендовать на киевский трон в той или иной мере может чуть ли не любой отпрыск многочисленных княжеских родов мужеского полу.
— Господь наградил меня дочерью, прямого наследника у меня не было, и, вольно или невольно, к моему трону присматривались многие, — подошел к концу Берендей. — Рождение же сына ставит на этих смотринах жирный крест.
— А вы уверены, что будет именно сын? — на всякий случай поинтересовалась Любава.
— Уверены, — ответила зa двоих княгиня и осторожно погладила пока еще плоский живот, — родится мальчик.
Обычно строгий и решительный голос Агриппины в этот момент наполнился такой теплотой, что все присутствующие невольно заулыбались. А Мотя так вообще выпустил из ноздрей левой головы облачко пара, напоминающее сердечко. Отчего-то такой нехитрый фокус получался только у него.
— Погодите, погодите, — спохватилась Соловейка, — так мало ли кому чего не понравится, еще не хватало переживать из-за расстроенных планов каких-то родственников! А что касается возраста, так это вообще ерунда, народ будет в восторге, он у нас любовные истории, да еще в княжеском доме, страсть как любит. Нужно поскорее объявить о грядущем пополнении вашего семейства и закатить пир на весь Киев!
— Не надо, — хмуро отрезал Берендей.
— Не поняла, почему это? — вскинула бровь Любава. — Ведь радость-то какая!
— Потому что сегодня Агриппину и ребенка собирались отравить.
Никогда еще Илюха не позволял себе ругаться матом на службе, в присутствии своего непосредственного начальства, да еще во дворце (ну почти никогда). Впрочем, на этот раз такое вопиющее нарушение этикета и дисциплины осталось никем не замеченным. Мало того, Илюха готов был поклясться, что похожие слова слетели с губ Изи и Соловейки. Что же касается Змея, то он, пожалуй, единственный, кто мог вообще не стесняться в выражениях: все равно люди не понимали его языка. В общем, «Дружина специального назначения» была совершенно единодушна в своей оценке происходящего.
Когда первые эмоции улеглись, Берендей смог поведать все подробности этой нелицеприятной истории. Оказывается, из поколения в поколение в княжеском роду по женской линии передавалась щербатая деревянная плошка с такой же неказистой ложкой. Внешнюю простоту с лихвой компенсировало удивительное свойство этой посуды. Употребляя пищу из нее, будущие мамы могли не беспокоиться как за свое здоровье, так и за здоровье будущего ребенка. Нет, конечно, от пожара, али еще от какой напасти посуда уберечь не могла, а вот от отравления вроде как должна была защитить надежно. Княгини, будучи в положении, вкушали пищу только из нее.
— Честно говоря, я подзабыла, зачем она нужна, — призналась Агриппина, — больше по традиции из нее ела. А тут, во время завтрака, подношу ложку с кашей ко рту, а она прямо из рук выпрыгивает. Я поначалу даже не поняла, что происходит. А когда попыталась ее урезонить, она вообще обнаглела и хлопнула меня по лбу.
Тут княгиня продемонстрировала густо замазанный румянами, но все равно рвущийся наружу синяк.
— Пока я охала да ахала, плошка вообще перевернулась и вывалила на пол все свое содержимое.
— Но, может, все же это не связано ни с каким отравлением, может, это просто домовой расшалился?
Соловейка никак не могла поверить, что кто-то мог задумать подобное злодейство, и судорожно искала случившемуся другое объяснение. Однако Берендей тут же разрушил эти робкие попытки на корню: