Бен рассмеялся и вернулся в комнату, пока Джейсон заводил музыкальную шкатулку, чтобы продолжить беседу.
— Нет. Я имею в виду, что помню, как президент Линкольн объявил этот день праздником.
Джейсон нахмурился, пытаясь вспомнить, что он узнал о Дне Благодарения в начальной школе. Всё, что он помнил на самом деле, — это то, как он обвел свою ладонь карандашом на цветном картоне и раскрасил, чтобы было похоже на индейку.
— А до этого праздник не отмечали?
— Ну, типа того. Президент или губернатор иногда решали объявить какой-нибудь случайный день «Днем Благодарения». Но это не было ежегодным событием. Тогда это был скорее религиозный праздник…
— Серьезно?
— Конечно. В Теннесси епископалы23 праздновали День Благодарения в начале ноября. Но иногда губернаторы пытались объявить последнее воскресенье года днем благодарения, что выводило из себя всех епископалов, потому что они его уже отметили. Но в основном мы думали о Дне благодарения, как об идее янки. Как о чем-то таком, что делали эти глупые суеверные пуритане в Новой Англии. А всё, что они делали в своей Новой Англии, мы совершенно не стремились повторять на Юге. Это было что-то вроде шутки.
— Значит, вы вообще не праздновали?
— Некоторые праздновали. Я знаю, что Арканзас объявил этот день праздником за несколько лет до войны, но Теннесси в этом плане был медлительнее. В 1859 году в Нэшвилле был парад в честь Дня Благодарения — это было большое событие, об этом все говорили неделями, — но когда началась война, День Благодарения стал очередным камнем преткновения между Севером и Югом.
— Я понятия не имел.
— Затем, в 1863 году, президент Линкольн провозгласил последний четверг ноября национальным праздником. Конечно, к тому времени я уже был на севере, жил с тем янки, который украл шар, и его семьей, и они все говорили об этом: о том, как Линкольн призвал нацию задуматься о своих потерянных братьях и найти путь к исцелению, или о какой-то подобной чепухе. — Он нетерпеливо отмахнулся. — Я помню, как смеялся, думая о том, как дома, они, вероятно, взялись за оружие. Все, что говорил Линкольн, было поводом для бунта. Если он скажет, что небо голубое, весь Юг будет кричать о том, что любой дурак может видеть, что оно красное. Так что, хотя меня там больше не было, я знал, что Юг будет сопротивляться. Как знал и то, что отец тоже весь день будет в ярости.
— Уверен, ты скучал по ним.
Бен пожал плечами.
— Я скучал по дому и по Саре, но не могу сказать, что когда-нибудь по-настоящему скучал по отцу.
— А сейчас?
Бен опустил голову, уставившись на свой потертый ботинок.
— Я чувствую, что должен сказать «да, я скучаю по ним». Но это было так давно. По правде говоря, я их уже почти не помню. Я помню, что Сара была ужасна в правописании и ненавидела вышивание, а когда мы были маленькими, она всегда лазала по деревьям, раздирая о ветки свои платья. Но я даже не уверен, что помню, как она выглядела.
— А что ты помнишь?
Взгляд Бена стал отстраненным, пока он вспоминал.
— Запахи и ощущения, по большей части. Я помню… — он тщетно шевелил руками, словно пытаясь ухватиться за слова. — Я помню запах свежеиспеченного хлеба, его тепло в руке и то, как масло ломалось на ломтике, который давала мне кухарка, как бы тщательно я ни старался его намазать. Я помню стрекот цикад, хотя не слышал его уже больше века, и как звук, казалось, то усиливался, то затихал, когда я засыпал. Ещё помню запах лошадей и сена, и фырканье нашей старой кобылы, когда я входил в конюшню, как будто здоровалась со мной. Помню запах пропитанных дождем тюков хлопка и выжженных солнцем табачных полей, ритм песен, которые пели рабы, и как тело чесалось от моей лучшей воскресной рубашки. Но людей? — он покачал головой. — Я помню Эдит больше, чем родную сестру.
Джейсон не мог себе этого представить. Он думал о людях, с которыми вырос, о друзьях двадцатилетней давности. В большинстве случаев он помнил лишь одно мгновение или сенсорное впечатление. В некоторых случаях он вспоминал улыбку или отчетливое лицо, и всё же, когда он пытался сосредоточиться на нем, оно становилось туманным и неопределенным. А каково вспоминать всё это после ста пятидесяти лет? Ему стало стыдно, что он заговорил об этом.
— Ну что ж, — сказал он, желая разрядить обстановку, — я рад сообщить, что праздник больше не связан с пуританскими суевериями или как ты там говорил. Теперь же смысл в основном в том, чтобы наесться как свинья.
— И быть благодарным.
— Да. Это тоже, полагаю.
Улыбка Бена была своего рода благословением.