«Мама?»
Трубы дрожат, а от водонагревателя идет пар. Она, наверное, принимает душ.
Я на носочках прохожу два пролета, медлеееенно поворачиваю ручку, и со скрипом открываю дверь ее ванной. Я вдыхаю пар вместе со слезами взрослой женщины с телом девушки. Я закрываю дверь снова.
Когда она спускается спустя час, кофе сварено, апельсиновый сок налит, ее привычное место свободно, с тонким фарфором Ноны Мэрриган, столовым серебром, ребрами,
выдернутыми из гигантской груди кухни, и белоснежными салфетками.
Так, она любит - точно и аккуратно. Просто так.
Слезы стерты, но ее нос по-прежнему красный. Она осматривает кухню, потерянная и обескураженная потому, что я не следовала ее предписаниям. Я протягиваю ей сок. Когда она отпивает, я выливаю яйца на сковороду и включаю горелку.
Каждый шаг, совершенный на кухне, как тест, - я сильная для того, чтоб взять кусочек масла. Я достаточно сильная для того, чтоб взять кусочек хлеба, распаковать упаковку и положить его на сковороду.
Я смываю жир с кончиков пальцев, не облизывая их. Сегодня я прохожу все тесты с развевающимися знамёнами.
«Когда ты научилась готовить?»
«Дженнифер научила. Эмма любит омлеты»
Она шморгает носом «Там, в духовке, что-то еще?»
«Я хотела сделать маффины из морковки, с изюмом. Эмма тоже их любит. Но у тебя нет, ни морковки, ни изюма. Потому они с мускатным орехом» я разбила яйцо «Твой холодильник пуст. Я нашла для омлета только шпинат и лук»
Она изучает порезанные овощи на разделочной доске.
«Только шпинат»
Я наливаю кофе в фарфоровую чашку и протягиваю ей. Она ставит чашку на стол, достает свой месседжер и телефон, кладя их рядом с вилкой. Она тонет в мягком кресле, глаза вовсе не сосредоточенны на пустой тарелке перед ней.
«Кто это был?» спрашиваю.
«В смысле, кто?» - она смотрит на меня
Я медленно выливаю яйца на раскаленную сковороду «Кто из пациентов умер?»
«С чего взяла, что это случилось?»
Я поднимаю корочку омлета, чтобы позволить влажному яйцу скользить вниз.
«Единственный раз, когда ты плакала в душе, это когда умер твой пациент»
Шипение сковороды. Звон таймера духовки.
Мама кладет салфетку на колени: «Она была социальным работником, который брал к себе приемных детей. Расширенная кардиомиопатия в запущенной стадии, она была на операционном столе дольше, чем остальные. Я пересадила ей сердце на День Благодарения. Сегодня она умерла, прежде чем мы успели что-то сделать»
Пока она рассказывает, я кладу шпинат в омлет, выливаю сверху немного сыра, и кладу на тарелку перед ней «Мне жаль»
«Спасибо» она откусывает, несмотря на то, что омлет только что с кипящей сковороды.
«Это вкусно, правда. Надеюсь, ты и для себя приготовила» она откусывает автоматически, пережевывая каждый кусочек точно отведенное количество раз. Ровное количество секунду до того, как омлет отправится вниз в ее топливный бак и станет ее топливом.
Мы не кричим друг на друга. Мы не смотрим на острые ножи, не ищем ничего, чтоб побольнее ранить друг друга. Это хорошо. Тут нет вопросов вокруг да около. Я просто выливаю это на сковороду, и смотрю на раскаленную сковороду, и смотрю, что будет.
«Кейси умерла, как и твоя пациентка?» я спрашиваю «Ее сердце остановилось?»
«Я бы не говорила об этом с тобой» отвечает «Не сейчас»
«Но ты видела отчет вскрытия, да?»
«Я не думаю, что сейчас нужное время для таких разговоров»
Ее меседжер пищит, она чертыхается, набирает номер и отвечает «Доктор Мэриган»
Я обжигаю пальцы, вытягивая маффины из духовки. Они так и хотят отправиться в мой рот. Нет, она хотят обмазаться медом, маслом или джемом, а затем оказаться в моем рту, один, два, три, четыре. А вместе с ними мороженное Moose Tracks, крекеры с шоколадной присыпкой и три упаковки попкорна.
Доктор Мэриган дает указание по поводу лекарств, назначает какие-то капли и тесты, а затем кладет трубку «Маффины готовы?»
«Они горячие еще»
«Ничего»
Я убираю грязную тарелку из-под омлета, и кладу на стол три маффина.
«Ты говорила, что объясняла результаты вскрытия миссис Пэриш»
«Да»
«Так что произошло?»
«Ты что-то ела?»
Я убираю грязную посуду в мойку «Я не голодна»
Мама снимает розовую, бумажную обертку для выпечки «Что ты ела на ленч?»
«Я еще не ела»
«Уже почти два часа, съешь маффин»
«Я не хочу»
«И яйца. Ты должна получать протеин»
«Я ела хлопья с молоком. Утром»
«Ты должна поесть» голос снова дает команды нетерпящие возражения.
«Мам…»
Месседжер пищит снова, вертится на столе, вибрируя и напоминая злую пчелу. «Черт» она звонит кому-то «Доктор Мэриган»
Я кладу горячую сковороду и лист для выпечки, отмывая их моющим средством. Из-за жара кухни окна запотевают.
Настоящая девочка, которой я была, выскакивает и слушает эхо голоса, ругательства и крики повсеместно, во всех комнатах этого дома. Мама против папы. Папа против мамы. Папа против работы мамы. Мама против любовниц папы. МамаПапа против медицинской карты Лии, против истории болезни Лии, против желания Лии уйти снова, Лия против своего тела.
Голоса проскользнули в рот этой девочки, пока она отвлеклась, как жук летней ночью, скребущийся по стенкам вашего горла, когда вы понимаете, что случайно проглотили его.
Голоса плавали вокруг ее внутренностей и умножались — обугленные, меленькие голоса, нашедшие свое пристанище в яичной скорлупе ее черепа.
Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная
«Лиа, Лиа, посмотри на меня!» кричит мама и трясет меня за плечи.
Я моргаю. Тарелки вымыты, в раковине больше нет мыльной пены, вода остыла. Мама утаскивает, то есть, нет, проводит меня к креслу, обнимая за плечи. Второй рукой она тянутся к моему пульсу. Она становится на колени передо мной и заставляет меня посмотреть на нее, когда она светит мне в лицо своей ручкой, проверяя зрачки.
«Готова поспорить что все, содержащее сахар и нужное для твоей крови теперь в туалете» бормочет она. Обертки от маффинов на тарелке, свернутые в треугольники.
Бледно-зеленый блокнот лежит рядом с тарелкой, исписанный ее заметками и телефонными номерами, которые она сделала, пока я была в ЗомбиЛэнде. Ее кофейная чашка и стакан из-под сока пусты.
Вода в сливе высосала время из комнаты.
Я потеряла десять, может, пятнадцать минут.
Она наливает мне стакан апельсинового сока «Выпей»
Если я этого не сделаю, есть вероятность, что она повалит меня на пол, силой откроет мой рот и вольет туда сок. Или отвезет меня в больницу, подключив к капельнице, на которой я повисну, как воздушный шар с Парада Дня Благодарения.
Я глотаю апельсиновый сок, отправляя его в свой желудок.
Она сидит, уставившись на меня, туман сходит с окон, и кислота батарей проникает в мои вены
«Я в порядке. Что там насчет Кейси?»
Вместо ответа она встает, берет чистую сковороду с сушилки, бросает туда масло и зажигает газ, а затем скрипит дверью холодильника, доставая яйца и молоко, разбивает яйца и выливает на них молоко, помешивая.
«Я не буду это есть»