— А вот, — дрыгнула ногой Алрин в направлении своей сумки. — А то, что рассыпалось, так и быть, сдадим государству.
Лара понимающе хмыкнула и подруг захватила обычная круговерть рабочего утра.
Алрин уже в пятый раз проверяла, куда это подевался ее меч, с которым она, можно сказать, сроднилась за время путешествия, когда Лара внезапно дернула ее за рукав куртки.
— Смотри, графиня!
По улице катила карета, запряженная парой огненно-рыжих жеребцов. За мутновато-серым стеклом дверцы угадывался чеканный профиль графини. Внезапно ее взгляд остановился на травницах, и она чуть заметно кивнула.
— Ждем гостей… — заключила Алрин.
Действительно, не успели девушки сдать сумки, за время пребывания под лестницей еще более заросшие пылью, сбрую, за бережное отношение к которой они удостоились даже похвалы и драгоценные клыки, каждый из которых был взвешен на аптекарских весах, снабжен персональным инвентарным номером и помещен в отдельную склянку, и вернуться в родную лабораторию, как тут же, почтительно постучавшись, в дверь вошел посланец из королевского дворца и передал высочайшее повеление короля Наума немедля прибыть во дворец. Судя по почтительному тону посланца, им оказывалась высокая честь, но девушки не почувствовали никакого почтения или радости. Наоборот, больше всего их устроило бы, чтобы о них все забыли.
— Да, досточтимый Магистр, ваши воспитанницы прекрасно проявили себя. Я польщен, — нудный голос Наума, казалось, обволакивает всех присутствующих липкой патокой. Травницы сосредоточенно изучали затейливые узоры на драгоценном паркете — только это могло их спасти от того, чтобы не уснуть прямо на приеме у царственной особы.
Представителю Ковена Магов, досточтимому архимагу практической магии, Директору Школы Чародеев, Пифий и Травниц г. Стармина Ксану Деяниру Перлову было легче и тяжелее одновременно. Легче потому, что он сидел. Тяжелее потому, что архимаг уже явственно клевал носом.
Лара оторвала взгляд от паркета и взглянула вперед. Графиня Голена, сидевшая справа от короля, поймав на себе пытливый взгляд травницы, сочувственно улыбнулась одними уголками глаз и мастерски подавила зевок, даже не открыв коралловых губ. Алрин, заметив беззвучную перемолвку, в свою очередь тоже еле заметно улыбнулась, задумчиво ковыряя носком сапога некий особенно заковыристый узор на паркете.
Наконец, тягучие переливы обоюдных славословий стихли. Травницы получили свернутые в трубочку грамотки, свидетельствующие об их исключительных успехах в деле борьбы за здоровье граждан в общем и за здоровый климат в королевском дворце в частности, заверили в своем полном понимании возложенной на них ответственности, пообещали радовать свое начальство своими деяниями и впредь и вернулись на исходную позицию. Сочтя официальную часть завершенной, король, пыхтя, уселся обратно на трон, совершенно по-простецки сняв корону и протерев вспотевшую лысину батистовым платком, выуженным откуда-то из недр горностаевой мантии, что было верно сочтено присутствующими за указание покинуть его величество, и было с радостью выполнено.
На выходе из зала травниц перехватил все также невзрачный Ян, который быстро отвел девушек в сторонку и, снова неприметной молнией метнувшись к выходу из зала, перехватил уже открыто зевавшего архимага, после чего вся компания отправилась куда-то путями, столь же незапоминающимися, как и сам Ян. Вскоре они оказались в комнате, явно выдолбленной в фундаменте дворца, и, причем совсем недавно — каменные стены комнаты еще белели свежими сколами, в углах еще высились груды щебенки, и неистребимо пахло пылью и стройкой. В комнате уже стояли пара кресел, два диванчика и столик, явно принесенные из жилой части. В одном из кресел уже сидела Голена, задумчиво посасывавшая какой-то напиток. Увидев посетителей, она отставила бокал на столик и жестом предложила гостям сесть. Магистр уселся в кресло, Ян и травницы, как и прошлый раз, устроились на диванчиках.
— Рассказывайте, — требовательно произнесла Голена. Алрин глубоко вздохнула.
— Итак, по прибытии в Тихие Россохи…
Рассказ лился и лился. В основном говорила Алрин, изредка ее дополняла Лара, и по мере развития повествования на лице Голены все четче проявлялось удовлетворение, а Ксан Перлов все более мрачнел с каждым эпизодом. Наконец, рассказ был завершен, и в комнате повисла напряженная тишина. Картины, всплывшие в памяти травниц, снова заставили их зябко передернуться, хоть прошедшее время и новые впечатления уже сгладили остроту трагических переживаний.