Выбрать главу

Когда не было ни парохода, ни похорон, Яндрия дремал у окна. Беззаботный отдых, случалось, прерывался — одно из неудобств низких окон, — когда в комнату влетал камень, пущенный в нарушителя правил игры. Яндрия вздрагивал, разгневанный и негодующий высовывался из окна, чтобы, сочно выбранившись, разогнать ребятню.

С рождением сына счастье его стало особенно полным. Яндрия без промедления записал его на службу государю. Об этом он говорил часто и охотно. О далекой престольной Вене, о парадных мундирах, праздниках, наградах, смотрах… Радовался с бескорыстным отцовским чувством, что сын пойдет дальше его, станет офицером, а может быть — кто знает? — и полковником или даже генералом. Вон их сколько, судя по фамилиям, выходцев из Лики, Кордуна!.. Сын даже знать не будет, что отец родился в Клисовцах и память его на всю жизнь сохранила свист и завывание ветра под кровлей из каменных плиток и в дверях, скрип стволов корявых вязов и грабов в оголенном перелеске и голодные зимние рассветы, когда встаешь ото сна легким и прибранным, словно для причастия.

При крещении ребенку дали имя Леопольд, так уж получилось! Его кум, брат Ики, флотский унтер-офицер из Пулы, предложил так назвать, мать и священник согласились, поэтому Яндрия не стал перечить. Ребенок рос бледноликим, как бы в тени своего имени. Польде не исполнилось и пяти лет, когда умерла его мать. Яндрия извелся: волоча ноги, ходил на работу, бродил по городу или сидел в корчме с кем-нибудь из друзей, незаметно начал пить. Видя, что не может в одиночку обходиться с тщедушным ребенком, спустя год вдовства женился на Кате, женщине хворой, предоброй и набожной. Через год она родила ему сына. Чтобы не произошло так же, как и с первым ребенком, Яндрия безоговорочно решил назвать младенца именем своего отца — Миятом, которое вскоре перешло в сокращенное Мийо. Худосочная, чуть сутулая Ката молча выполняла работу по дому, не спускала глаз с ребенка, хорошо относилась к Польде и во всем покорялась Яндрии. Даже его первая свадебная фотография осталась висеть на прежнем месте. У Яндрии никогда не было причин жаловаться на Кату. И все же она была не такая, как первая жена, и домой Яндрию уже не слишком тянуло.

Польде рос болезненным, молчаливым, тень печали постоянно жила в его глазах. Он всегда был серьезен и до конца своей жизни ни разу, наверно, от души не улыбнулся. Еще сызмала он ощущал нечто неприятное в несообразной связи своего имени и фамилии, и когда его вызывали в школе — Леопольд Кутлача! — у него возникала мысль, что он найденыш. Зато настоящим праздником было, когда отец брал его с собой на прогулку. Он терпеливо шел рядом с отцом и его друзьями, слушал их медлительные разговоры, останавливался и все глядел по сторонам, не видит ли его кто из товарищей, а если замечал кого-то, прижимался к своему родителю и, крепко держа его за руку, вышагивал, исполненный невыразимой гордости. В гимназии Польде проявил себя сообразительным, старательным и спокойным подростком, однако со временем стал понемногу отдаляться от отца. Чувствительный до болезненности, он очень страдал от его хвастовства, от солдафонской шутки или скабрезной истории из молодости, которую тот вспоминал перед друзьями. Когда отец, закончив рассказ, широко улыбался, сужая серые глаза и обнажая безукоризненные ряды еще крепких ровных желтых зубов, его покоробленное самолюбие перерастало почти во враждебность, вспышку неприязни. Он вообще страдал от непреходящего чувства стыда. Стеснялся не только своих и чужих поступков, но краснел за позор даже незнакомых людей, за весь белый свет. Цепенел от отцовских острот, от нарочитой вычурности приветствия заглянувшему на огонек соседу, стыдился не к месту сказанного ученого выражения, икоты мачехи, начинавшейся у нее каждый божий день после обеда, стоило ей заняться мытьем посуды; делая возле окна уроки, он, испытывая неловкость, скорее угадывал, чем слышал, короткие Катины всхлипы, с неумолимой частотой доносившиеся из кухни. Яндрия ждал, когда Польде окончит шестой класс, чтобы отправить его в «кадетеншуле»[1].

Тем временем учащиеся основали свое общество. Они устраивали собрания, покупали и допоздна зачитывались какими-то брошюрами; Яндрия краем уха слышал в их оживленных дискуссиях часто повторявшееся слово «движение». Все это казалось ему блажью, безделицей. Польде, самый младший, выделялся среди остальных, был заводилой, и это отцу, при всей его недоброжелательности, все-таки льстило. Порой в запале кто-то ронял слова «революционная молодежь». Тогда Яндрия брал шляпу и уходил из дому, крутя головой.

вернуться

1

Кадетский корпус (нем.). — Здесь и далее примечания переводчиков.