С тех пор прошло три месяца, и за исключением слухов о том, что случилось или могло случиться, никаких новостей не было. Храбрый Скридиус и его великолепный корабль сгинули в круговороте Великой Бури.
Скридиус стал первым Рыцарем-Академиком, которого отправили в опасный путь, но за ним последовали другие. Каждый раз, когда тёмная туча появлялась над Санктафраксом, а воздух заряжался кислыми частицами, на полет благословлялся новый избранник. Из всех тринадцати наследных рыцарей только Скридиус смог хотя бы приблизиться к Великой Буре. Корабли остальных — Хофикса, Дантиуса, Кверитиса, Флекса, Уилдинса, Ксаликса и других — переворачивались вверх дном, едва успев взлететь.
При такой низкой температуре летучие камни кораблей, выходили из-под контроля. После того как корабль бедняги Ксаликса «Туманный Ястреб» на глазах изумлённой и испуганной публики, как пёрышко, выбросило в открытое небо, Феруль Глит перестал ходить на запуски. Большой Колокол может звонить сколько влезет, Глит сыт по горло этими представлениями.
Сейчас даже незначительного выброса кислых частиц было достаточно, чтобы безумный Хакс Востилликс послал на верную гибель следующего Рыцаря-Академика. Скоро настанет очередь зелёных учеников-старшекурсников, но декан факультета Всех Облаков был в отчаянии, как пребывали в отчаянии все жители Санктафракса, начиная от Высочайших Академиков и заканчивая слугами.
«Впрочем, — подумал Глит, потирая озябшими пальцами подбородок, — восемь золотых за вязанку дров хоть кого приведут в отчаяние».
Раздался мелодичный перезвон, и художник обратил взгляд бледно-желтых глаз на маленький серебряный колокольчик, висевший под потолком. Колокольчик продолжал настойчиво звонить, и в очередной раз вздохнув, Глит поплёлся к двери.
— Кого это привело Небо? — проворчал он, спускаясь по скользким ступеням оледенелой винтовой лестницы.
Феруль никогда не приглашал в такой поздний час клиентов, да и «срочного заказа» в столь сложную пору ждать не приходилось. Колокольчик нетерпеливо звенел.
— Да, да, уже иду, — крикнул художник. — Придержите своих зубоскалов!
Доковыляв до тяжёлой двери, Феруль Глит приоткрыл её и увидел гостя. Это был худощавый юноша в белом плаще воспитанника Рыцарской Академии и защитных очках.
— Чем я могу вам помочь? — протянул Глит, подозрительно поглядывая на юношу. — Дров здесь нет и…
— Неужели я похож на сборщика деревяшек? — презрительно перебил его гость. — Я здесь по поручению моего близкого друга. Он посылал вам миниатюру.
— Вы заходите. — Глит распахнул дверь и пропустил юношу внутрь. — Пожалуйста, стряхните снег с сапог да и не снимайте плащ. Здесь холодно.
Юноша послушно отряхнулся, переступил через порог и следом за художником направился вверх по винтовой лестнице. В крошечной мастерской хранилось так много вещей, что было невозможно развернуться.
Здесь стояли комоды, секретеры, шкафы, вдоль стен тянулись многочисленные полки, накренившиеся под тяжестью всякого хлама.
Сотни баночек с растворителями и едкими маслами стояли друг на друге, из многих торчали пушистые и жёсткие кисточки. Бутылочки и тюбики с порошками и смесями, ступки и пестики, разноцветные палитры занимали каждый сантиметр мастерской.
Краски — кроваво-красные, солнечные, изумруднозелёные, янтарные, фиолетовые, анилиновые, лазоревые — изготовлялись вручную из лепестков, корней и листьев растений Дремучих Лесов. Истолчённые в ступочке камни Топей обладали насыщенным рыжим и охровым оттенком. А чёрная сажа была темнее ночи в Сумеречных Лесах.
А сколько здесь было шпателей, скребков, линеек, мелков! Пастель, карандаши, чернила, красители, эскизы, наброски присутствовали здесь в неимоверных количествах. А посреди мастерской стояли высокие мольберты с пришпиленными к ним эскизами.
— Так что там ваш друг? — Феруль Глит опустился на табурет и воззрился на своего гостя. — У него есть имя?
— Вот, — юноша порылся в кармане и выудил свиток, исписанный красивым ровным почерком.
Квинтиниус Верджиникс, прочитал художник, воспитанник Рыцарской Академии, просит вернуть портрет, направленный на доработку профессору Ферулю Глиту из Школы Цвета и Светотени. Мастеру надлежало написать на заднем плане изображение Обсерватории Лофтуса, символа одного из двух Высочайших Академиков Санктафракса, профессора Света. Оплата в три золотых была произведена заранее.
— Ах да, — пробормотал Феруль Глит, поднимая глаза на юношу. — Я помню этого паренька. Значит, вы его друг.
— Именно, — кивнул гость, поправляя шарф, закрывающий половину его лица.
— А вас зовут?.. — спросил художник, разыскивая среди своих работ красивую миниатюру.
— Просто хороший друг, — ответил юноша. — Квинтиниус Верджиникс скоро перейдёт в Верхние Палаты. Думаю, мне незачем объяснять, что это означает.
Не отрывая глаз от найденной миниатюры, художник приглушённо рассмеялся.
— Конечно, понимаю, молодой господин. Конечно. Это означает, что ваш благородный друг, такой ослепительный в написанных мной доспехах, станет однажды Рыцарем-Академиком.
Он поднёс миниатюру с изображением Квинта к свету.
— Я знал это с первой минуты, когда увидел его, — проговорил художник. — Было что-то в том, как он держал себя — эта дерзость в его синих глазах, тёмных, как грозовая туча.
Юноша раздражённо смотрел на Глита, а сам художник задумчиво глядел в никуда.
— Я так и вижу, как он переходит из Нижних Палат в Верхние, — по губам художника пробежала улыбка. — Кланяется деканам, ждущим его у входа, прощается с однокашниками, которым уготовано стать воинами-академиками, те стараются скрыть своё разочарование. А ваш друг поднимается по Центральной Лестнице, для того чтобы передать свой меч профессорам. — Он умолк. — И когда же Церемония Возвышения?
— Скоро, — туманно выразился гость. Феруль положил миниатюру в раскрытую ладонь юноши. — И поэтому я должен перейти к другому, очень щекотливому поручению.
— Щекотливому? — Феруль Глит вскинул брови.
Юноша нервно улыбнулся, сунул миниатюру в карман плаща и вытащил оттуда же маленький кожаный мешочек.
— Квинтиниус Верджиникс очень занят подготовкой к церемонии, я думаю, вы понимаете…
Он развязал тесёмку и вытряхнул на стол художника содержимое мешочка. Перед изумлённым Ферулем появилась пригоршня болотного жемчуга.
Этого было достаточно, чтобы топить камин в течете многих-многих месяцев.
— Продолжайте, — улыбнулся художник.
— В Нижнем Городе живёт человек, очень ждущий весточки от Квинтиниуса. Но, к сожалению, у моего друга просто нет времени писать письма. Конечно, я мог бы сделать это за него, но боюсь обидеть девушку.
— Девушку? — переспросил художник, алчно глядя на жемчужины.
— Да, и я думаю, что маленький обман не причинит никому вреда, и если я дам вам черновик. — Юноша вынул из кармана свиток.
— …я смогу сделать так, что милая, добрая девушка решит, что письмо написано её заботливым другом? — закончил за него Глит.
Юноша кивнул:
— Вы читаете мои мысли.
Художник взял в руки свиток, посмотрел на размашистые и тонкие, как лапки паука, буквы, принадлежащие, судя по всему, руке его гостя, сравнил их с изящным почерком Квинта на первом свитке.
— Приходите завтра, — бросил он. — Всё будет готово.
— Только это должно выглядеть убедительно, — предупредил юноша, подходя к дверям.
— Она должна поверить, что письмо от Квинтиниуса.
— Не беспокойтесь. — Художник сгрёб жемчуг в ладонь. — Когда письмо будет закончено, ваш друг сам не поверит, что это писал не он.
Художник спустился по лестнице вместе со своим гостем, помог ему надеть плащ и выпроводил на мороз. Закрыв дверь на засов, он поплёлся вверх по лестнице. Впереди была долгая ночь. Что ж, ему за это щедро заплатили.