Мизинчик, в голове которого как-то сам собой сложился неплохой план, с интересом глянул на людоеда, правда для этого ему пришлось задрать голову вверх так, что что-то в спине хрустнуло.
Тот был почти трехметровым верзилой, с простецким лицом и шапкой кудрявых русых волос. От мускулов у него трескалась рубаха, а кулаком, наверное, можно было пробить крепостную стену - так он был велик.
- Сын его помер - Мизинчик прищурился - Как раз вчера.
- Значит - внук есть - подал плечами людоед - Он, наверное, тоже порядок любит. А чтобы ели без спросу кого - не любит.
Судя по всему, основные критерии этого простака были «любит - не любит», «можно - нельзя» - рассудил принц. Это было отлично. Это упрощало выполнение плана.
- Я его сын - подбоченился Мизинчик - Один из.
- Эта... - верзила с подозрением посмотрел на малыша и зашаркал ножищами - Чего королевскому сыну тут делать-то? Врешь, поди? Врать - плохо. Это не по правилам.
- Не вру. Смотри - Мизинчик помахал рукой, на которую был надет золотой браслет - единственная вещь, которую ему выдали в подтверждение того, что он действительно относится к королевскому роду. Такой браслет был у каждого из принцев и по этому украшению их опознал бы любой подданный королевства.
Только не людоед. Он не знал о подобных нюансах.
Но зато он верил в то, что должен быть порядок.
- Эва - верзила нагнулся к Мизинчику и, прищурясь, рассмотрел украшение - Не врешь? Врать - плохо.
- Я? - ткнул себя пальчиком в грудь принц - Никогда. Скажи... мнээээ... А как тебя зовут?
- Окорок - пробасил людоед - Папа очень окорок любил кушать, там мясо с жирком, вот меня так и назвал. Я тоже его очень люблю поглощать, только кушаю редко. Без причины человеков есть - плохо. Причина нужна.
- Так вот, Окорок - принц даже встал на ножки, чтобы казаться выше - Ты сказал, что не всех из вашего племени тогда перебили. А сколько твоих сородичей уцелело? И где они живут сейчас?
- Так много нас - людоед высморкался на траву и махнул в сторону гор - Там все живут. А я - тут. Мне в пещерах не нравится, там сыро. И летучих мышей я не люблю кушать.
- Много - это хорошо - потер руки Мизинчик - Радостную весть я принес тебе, Окорок, и народу твоему тоже. Королевская семья в моем лице решила, что тогда она с вами поступила плохо, не по правилам, и решила вас простить. И даже поощрить. Но мои братья, люди плохие, злые и упитанные запретили мне это делать, мол, людоеды - это плохо. Вот я и сбежал от них, чтобы отыскать вас.
- Почти ничего не понял - жалобно сказал Окорок - Много слов.
- Да чтоб тебе! - топнул ножкой принц - Человека кушать по праву хочешь? С поводом? С причиной?
- Хочу! - с энтузиазмом ответил людоед - Еще как! А то совсем голодно последние лет двадцать стало. Мои дяди до того дошли, что гномов кушать стали. А они маленькие, волосатые и жилистые, их только в пирог можно класть, так не зажаришь.
- Ну так веди меня к своему народу - Мизинчик искренне надеялся на то, что остальные людоеды не умнее этого - Мне есть что им сказать и предложить!
А в королевском замке тем временем все шло своим чередом. Теодор не умер в тот же день, как предположил Мизинчик, не умер и на следующий. Он преставился только к концу недели, перед этим потребовав мяса пожирнее и чашу с вином.
Отдельно следует заметить, что у смертного одра стояло всего лишь семь принцев из двенадцати. Остальные, увы, опередили родителя на пути в чертоги Смерти.
Ательстан зачем-то решил пройтись по краю крепостной стены и свалился прямиком на подвесной мост.
Болдуин, пятый сын, сообщил всем в предсмертной записке о нежелании далее топтать эту землю без любимого папочки и повесился в своей комнате на шторе.
Тристана, второго принца, зарезал муж его любовницы, ни с того ни с сего вернувшийся с охоты. До этого подобных накладок не возникало, а вот тут - погляди-ка ты, как почуял прямо, что рога ему и без загнанного оленя перепали.
Ну и, наконец, девятый сын, любимец королевской гвардии Георг, скончался от экзотической болезни, которую просвещённый Фальк назвал «геморроидальными коликами». Что это такое - никто не знал, но насчет именно колик все было верно - грудь бедолаги была исколота кинжалами так сильно, что это почти не удалось скрыть от придворных.