- Малыш-Трандуилион, малыш-Трандуилион, ну что ты стоишь? – кричал Элладан, повиснув у волка на шее – волк же тряс головой и продолжал устрашающе рычать. – Иди сюда скорее! Приехал, приехал! Ура! Все-таки приехал!
В этот миг на волка налетел второй брат, и чудовище демонстративно рухнуло в снег, подминая под себя близнецов. Элрохир, что-то восторженно вереща, выскользнул из-под волка и оседлал его.
- Скачи, скачи, лошадка! – завопил он, ударяя пятками волку в бока.
Монстр послушно поднялся и галопом помчался прямо на Леголаса, подбрасывая Элрохира, поднимая тучи снега и раскатисто рыча, причем рычание это подозрительно напоминало утробный смех. Леголас, ошеломленный смутной догадкой, пригляделся к чудовищному волку… И тут волчья голова, оказавшаяся капюшоном, откинулась, и из-под нее высунулась знакомая рожа, улыбающаяся от уха до уха.
- Больг! – взвизгнул Леголас, не веря своим глазам.
«Волк» заулыбался еще шире, продемонстрировав безупречный ряд острых зубов, и прогудел ласково:
- Ласи!..
Леголас сорвался с места и побежал навстречу «волку», смеясь и чуть не плача от радости.
- Больг! Больг! Это ты! – кричал принц на бегу.
- Да, да, это он! Вот почему стена снежного городка была такой высокой! Озорники-хоббиты приготовили нам сюрприз! Больг, Больг, наш Больг приехал! – вопили Элладан и Элрохир, скача вокруг Больга, который продолжал трясти волчьей шкурой и старательно рычать на радость близнецам.
Леголас не смог вовремя остановиться и налетел на лже-волка, в тот же миг оказавшись в его объятиях. Радостно хохоча, орк закинул Леголаса на плечо, Элладан и Элрохир повисли на Больге с двух сторон, и веселая компания, вопя, гогоча и распевая обрывки песен, направилась к дому, создавая столько шуму, сколько не создал бы, наверное, и целый орочий полк из давешнего Леголасова сна.
========== Полный поднос пирожных ==========
В малой трапезной было шумно и весело. В камине жарко горел огонь, уютно трещали дрова, пахло душистым деревом; отблески пламени плясали на деревянном полу и вязаных ковриках, на стенах и на темных балках потолка. Вокруг разливался аппетитный аромат жаркого. За маленькими слюдяными окошками шел снег. Слышно было, как снаружи перекликаются суетливые хоббиты: они то и дело пробегали мимо окон то с вязанкой дров, то с ведром воды, то с целой охапкой сена, и всякий раз из любопытства заглядывали в трапезную.
Леголас сидел за длинным столом, покрытым простоватой, но нарядной белой скатертью с красной вышивкой. Подле него сидел Больг, разомлевший от тепла, вкусной еды и всеобщего веселья – он даже раскраснелся, если орки вообще способны краснеть. Больг галантно (ну, по-орочьи галантно) ухаживал за Леголасом, подкладывая ему лучшие кусочки (опять же, лучшие на орочий взгляд), и потому вскоре на тарелке перед принцем собралась целая гора жира, гузок и ребер. Леголас, польщенный таким вниманием, смущался, кокетливо опускал глазки и льнул к Больгу, чувствуя, как тот с неуклюжей орочьей нежностью приобнимает его за талию.
Справа от Больга сидели Элладан и Элрохир – точнее, не сидели, а крутились, шумели и теребили Больга, который беззлобно отмахивался от неугомонных близнецов, как от назойливых мух. Однако Элладан и Элрохир не успокаивались и продолжали тянуть бедного орка за руку, виснуть у него на шее, кричать что-то прямо ему в ухо и, переглядываясь, хихикая и подзадоривая друг друга, щупать его под столом, пытаясь добраться до Больгова достоинства через слои шкур и грубо выделанных кож.
- Смотрите, смотрите, как мы Больга научили! – Элладан потрепал орка за загривок и крикнул ему в ухо: – Больг, иди на фиг!
Больг повернулся, благодушно взглянул на близнецов и, с трудом выговаривая эльфийские слова, прогудел ласково:
- Сам иди на фиг.
Этот нехитрый трюк привел Элладана и Элрохира в полнейший восторг: они завизжали, захлопали в ладоши и затопотали. Больг, который так и не понял, почему близнецы хохочут, тоже улыбнулся – из вежливости.
- Здорово, да? Это мы его научили! – заявили близнецы самодовольно – их так и распирало от гордости. – Больг, Больг, давай еще раз, а? Больг, иди на фиг!
- Сам иди на фиг, – послушно отозвался орк.
Элладан и Элрохир снова покатились со смеху, хлопая руками по столешнице, отчего вся посуда на столе весело зазвенела.
- Дети, дети, – мягко урезонил их Элронд, – вы утомляете нашего гостя.
- Вот и нет! – Элладан хлопнул Больга по плечу. – Наш Больг неутомим! Правда, Больг?
Больг, которому эльфийские слова казались одной сплошной переливчатой абракадаброй, понял, что эльфы говорят о нем и, повернув к Элладану свою большую голову, доброжелательно осклабился и прогудел:
- Элли хороший, – Больг называл «Элли» и Элладана, и Элрохира, и Элронда, но Элладан так и просиял от радости и принялся трепать и тискать своего ненаглядного орка, торжествующе крича брату:
- Вот видишь? Видишь? Больг любит меня, а не тебя!
- Больг любит Ласи, – возразил Больг, осторожно отцепляя от себя Элладана, повисшего у него на шее, – Больг уже знал, что эльфы – создания хилые и дохлые, и обращаться с ними нужно бережно, иначе они начнут реветь или, еще чего доброго, помирать.
Элрохир злорадно прыснул.
- Ха! Ну что, Элладан, съел?
- Это ты у меня сейчас съешь! – Элладан развернулся к брату и со всего маху ткнул ему в нос куриной ножкой. Элрохир тотчас же схватил целую индейку и с размаху шлепнул ею Элладана по лицу. Близнецы, хохоча и ругаясь, принялись лупить друг друга едой, не слушая беспомощные увещевания отца. Они уже успели опрокинуть блюдо с бараньими ребрышками и разлить целый кувшин вина, когда Глорфиндель, наконец, решил прийти на помощь совсем растерявшемуся лорду Элронду. Он лениво поднялся со своего кресла, подошел к близнецам и легко, как щенков, приподняв их за шкирку, хорошенько их встряхнул.
- Ну-ка, удальцы, не балУйте! – громыхнул он, силой усаживая Элладана и Элрохира обратно на лавку. – Вот я вам!
Близнецы ойкнули от подзатыльников.
- Ай, дядя Глорфиндель, больно же! – пискнул Элладан, тайком от Глорфинделя больно тыкая брата в ребра.
- Я не виноват, он первый начал! – прохныкал Элрохир, пнув его в ответ, – и неугомонные близнецы снова начали щипать и пихать друг друга под столом.
- Дети, – вздохнул Элронд, виновато покосившись на своего советника – тот брезгливо ковырял вилкой несчастную картофелину у себя в тарелке и, судя по желчно поджатым губам, едва сдерживался, чтобы не съязвить.
Вернувшись на свое место рядом с Эрестором, Глорфиндель потянулся за очередной ножкой индейки: он привстал, отрывая ножку от тушки, и даже не заметил, что при этом всем телом наваливается на советника. Эрестор демонстративно отодвинулся.
- Разбаловал ты ребят, владыка, – заявил Глорфиндель, продолжая возиться с индейкой, отчего голова Эрестора оказалась прямо у него подмышкой, а колено уперлось в колено советника. Эрестор, не поднимая глаз, принялся нервно разрезать картофелину пополам – та, как назло, разрезаться не желала, а елозила по тарелке и норовила соскользнуть с тарелки на стол, чем еще больше нервировала и без того раздраженного советника. Глорфиндель же как ни в чем не бывало продолжал: – Вот, помнится, я своих бойцов в Гондолине держал в ежовых рукавицах: подъем на рассвете, обливания ледяной водой, ежедневные тренировки… – Глорфиндель, наконец, покончил с индейкой и плюхнулся обратно в кресло, с наслаждением вытянув под столом свои длинные крепкие ноги. – Какие парни выросли – любо-дорого смотреть! – проговорил он невнятно, вгрызаясь в мясо. – Настоящие бойцы, не то, что нынешняя молодежь. Вот веришь – трое суток могли простоять на карауле в любую погоду, а усталости – ни в одном глазу! Эх, славное было время. Бывало, мы с моими ребятами ночи напролет…