Пожалуй, в этот раз мужчина не ошибся. Видя, как бледный Крастин стал на одно колено перед Фламарионом, я решила не смотреть на то, что видели остальные. Их позеленевших от тошноты лиц вполне хватило. Не тот момент, чтобы проявлять высокомерие и упрямство.
“Хорошо,” — довольно заявил император, когда перед ним на колени опустились последние стоявшие маги.
Среди них я заметила Никаса и вира Брома, а еще наших профессоров. Как оказалось, они тоже активно поддерживали мятежников, и это объясняло откуда у отца информация, которая доступна только сотрудникам отдела благоустройств. А также причину по которой вир Террагон не пускал никого из отдела в свой особняк. Хитрый дракон давно подозревал, что маги отдела поддерживают мятежников и желание северян свергнуть Фламариона.
“Северные земли принадлежат магам с этого момента. Представителя в дальнейшем маги вольны выбрать сами. До этого, представителем в Дракании станет Артеф Виндер. Кустосов вир Виндер назначит сам, как и нового ректора Северной Академии,” — сказал император, и стоявшие на коленях маги удивленно охнули.
“Все верно. Северная Академия будет обучать исключительно магов. Драконам остаются Столичная и Южная академии. С ректором и профессорами разберетесь сами, вир Виндер,” — строго заявил Фламарион, и посмотрев на вира Брома, я заметила, как декан расплылся в улыбке. Похоже, мысленно он уже обустраивал кабинет ректора по своему вкусу.
Осознание того, что бойни не будет, медленно дошло до моего сознания, и следом за ним накатила усталость. Фламарион еще около часа отвечал на вопросы магов и драконов, которые подчинились воле древнего духа и нового, или старого, но теперь истинного императора.
Большинство из речей правителя как-то проплывали мимо. Я наблюдала за отцом и братом и, казалось, готова была уснуть стоя, пригревшись в руках черного дракона, который не выпускал меня из объятий и не позволял пойти к отцу.
Проснулась я только после того, как император объявил о том, что духи назначили хранителя первого алтаря. Только хранитель сможет призвать духов первых драконов, не заплатив за это жизнью или магией.
“Аврора Террагон была избрана и находится под защитой рода Террагон и духа предка Террагона. Жена Максимильяна Террагона и их потомки останутся неприкосновенными даже для императора Аркании. Только их магия способна коснуться алтаря во время обряда избрания нового правителя. Маг или дракон ее рода будет следить за обрядом и хранить алтарь,” — прорычал Фламарион, в ответ на тихое шипение и требования надеть на меня ограничитель.
Даже тем, кто остался предан императору, не нравилось, что магичка, способная загонять зверя в рамки, останется разгуливать по Аркании. Я была оружием, и все это поняли. Но император не позволил пожару разгореться.
“Я ваш истинный император, и вы будете следовать приказу. Аврора Террагон и ее потомки неприкосновенны!” — громко рыкнул огненный дракон, и бальный зал заполнила его тяжелая магия.
Похоже, в отличие от меня и черного дракона, магию правителя духи не выкачали. Драконы начали опускаться на колени, склоняя головы. Приказ истинного правителя не оставил им выбора, и когда самый сильный зверь поднял голову, все остальные ее опустили. Как это работает, было непонятно, но даже Максимильян был вынужден отпустить меня и склониться перед своим императором.
Глава 29. Злопамятная ведьма
Устраиваясь под горячим боком своего мужа, я вспоминала, как стремительно закончился этот долгий день.
Очередной Зимний Бал в Северной Академии прошел сумбурно и не по плану. Объявив всё, что требовало публичной огласки, Фламарион заявил, что Бал окончен, и собрав своих советников, спешно покинул Север. Впереди у советников и императора была весьма занятная ночь, и подозреваю, что не одна. Драконы стремительно покидали академию под внимательным наблюдением магов.
Отец, хоть и был занят раздавая указания сторонникам, но все же попытался помешать Максимильяну утянуть меня в Столицу.
“Она маг и её место на Севере,” — рычал Артеф Виндер на черного дракона.
“Она моя жена, и её место рядом со мной,” — зло возразил Максимильян. Инквизитор был зол, но магия не отзывалась, а потому его глаза были серыми, а кулаки побелели от злости и чувства беспомощности.