Младенец начал издавать булькающие звуки, и Виктория сурово посмотрела на него, так как он прервал ее мысли. Ребенок притих, но затем принялся булькать еще громче. Девушка пожала плечами и выглянула из окна: мимо проносились все те же унылые поля с коричневой прошлогодней травой. Но она не позволит ничему омрачить ее радость. Виктория представила, как гордился бы ею отец. Она покажет всем, что выросла эмансипированной женщиной, в лучших веяниях нового столетия. Пусть себе Ровена хандрит, пока ее не выдадут замуж, пусть Пруденс бежит без оглядки при первом намеке на неприятности. Виктория будет независимой. Может, после встречи редактор предложит ей работу в «Вестнике», и тогда она переедет в Лондон и снимет собственную квартиру. Поживет в городе, пока не наберется опыта, а затем отправится исследовать растения по всему миру или займется чем-то в той же степени потрясающим.
Поезд затормозил с оглушительным скрежетом, отчего женщина с малышом на коленях проснулась и дернулась так сильно, что ребенок едва не слетел на пол. Кембридж, волшебное, по-спартански выдержанное царство шпилей и замковых башен, на фоне серого зимнего неба выглядел суровее обычного. Виктория по-ребячьи показала старинным зданиям язык: она знала, что женщин здесь не жалуют.
При виде возникающего из тумана города потоком нахлынули воспоминания. Вот они с сестрами играют в салочки в парке. Добродушные споры в кругу художников, поэтов и политиков, что числились в друзьях отца. Запомнившийся надолго ужин, когда она, Ро и Пру с распахнутыми от изумления ртами наблюдали, как Уолтер Сикерт[3] разрисовывает стену, чтобы доказать кому-то свою точку зрения. Миссис Таннин пришла в ужас, но отец только смеялся и несколько недель не позволял смывать рисунок. Девушка улыбнулась воспоминаниям и позабыла о волнениях.
Когда поезд со скрежетом остановился на Паддингтонском вокзале, тревоги вернулись с новой силой. Но стоило Виктории шагнуть на перрон, как Кит стиснул ее в медвежьих объятиях:
— Я уже боялся, что ты никогда не приедешь!
— Олух, я же говорила, что приеду. — Виктория улыбнулась.
Костюм лорда Киттреджа сидел безупречно, впрочем как всегда. Молодой человек следил за собой, как настоящий денди, и Виктория ничего не имела против. Ей нравились хорошо одетые мужчины.
Кит взял Викторию за руку, и они стали пробираться сквозь толпу к грузчикам, занятым багажом. Кит протянул носильщику несколько монет, чтобы тот помог донести два больших дорожных чемодана, и повел девушку к выходу.
— Давай пропустим скучную встречу, и я покажу тебе достопримечательности.
Виктория со смехом хлопнула его по руке:
— Я выросла в Лондоне, так что у меня было время насладиться его красотами.
— Да, но ты не наслаждалась ими со мной. Подумай, как весело мы проведем время в Кенсингтонских садах или у Биг-Бена. Могу поспорить, что тебе под силу разговорить гвардейцев ее величества.
— Я еду в издательство! Где твое авто?
— Шофер ждет у входа. А может, сходим проверить, не рухнул ли Лондонский мост? Еще можно навестить дом, где родился Диккенс, или заглянуть в Музей мадам Тюссо. О, я придумал! Давай зайдем в «Хэрродс» и посмотрим, сможем ли мы найти вход в пресловутое Зазеркалье?
Кит распахнул перед Викторией дверцу просторного серебристого автомобиля, обошел капот и прыгнул на сиденье.
— Хватит дурачиться! Мы едем на Лексингтон-плейс. — Виктория перегнулась через переднее сиденье и вручила водителю листок с адресом. — Он немного помялся, — покраснев, добавила она. — Наверное, слишком долго вертела в руках.
— Ничего страшного, мисс. Буквы вполне разборчивы.
Девушка ответила ослепительной улыбкой, и Кит силой оттащил ее назад, на сиденье.
— Перестань смущать шофера и удели внимание мне!
— Бедняга, разве тебе нужно внимание? Неужели поклонницы недостаточно тобой восхищаются?
— Кто наплел тебе подобную чепуху? Хотя можешь не говорить. Передай Элейн, что поклонницы — плод ее воображения, не более. И даже если они существуют, сейчас я провожу время с лучшей подругой, и она выглядит весьма привлекательно.
— Правда?
В вопросе невольно прозвучала обеспокоенность. Виктория выбрала темно-серую вельветовую юбку годе и жакет в тон с каракулевым воротником и витой отделкой. На голове красовалась черная бархатная шляпка с простым пером. С одной стороны, девушке не хотелось одеваться слишком строго, на случай, если Волосатый Герберт (глупый Кит и глупое прозвище) не любит суфражисток, но с другой — ей необходимо выглядеть взрослой, уверенной женщиной.