— Люди покупают эти книги… — сдавленно пробормотала Робин. — Верят им. А вы насмехаетесь над ними, высмеиваете их. Вам нет до них дела.
Фрэнсис с жаром замотал головой:
— Ничего подобного. Я верю каждому слову, которое пишу. Просто я делаю это лучше, чем большинство других.
Робин, не убежденная этой страстной репликой, открыла брошюру и начала читать.
— Сигарету? — спросил Фрэнсис и протянул ей пачку.
Когда позволяла погода, пасхальный благотворительный базар проводили в саду настоятеля церкви. В этом году на Пасху светило солнце и киоски разбили на лужайке, окруженной цветочными клумбами. Как единственная дочь вдового священника, за праздничную торговлю отвечала Элен. Поскольку просить других что-то сделать было для девушки пыткой, кончилось тем, что она все делала сама. Несколько месяцев изо дня в день шила мелочи для киоска, торгующего галантереей, пекла печенье и ячменные лепешки, ползала по чердакам, выискивая всякие древности для киоска сувениров. Слава богу, миссис Лемон, жена местного врача, предложила для базара собственноручно приготовленные домашние консервы, так что совершать налет на собственный сад Элен не пришлось.
За десять минут до того, как епископ открыл праздник, Элен все еще лихорадочно писала ярлыки с ценами. По опыту прошлых лет она знала, что дело это трудное и деликатное. Если оценивать кондитерские изделия по их величине и привлекательности, то на нее затаят злобу авторы самых неказистых изделий. Если же ставить одинаковую цену на все, то обидятся женщины, потратившие на готовку несколько драгоценных часов. «2/6» — нацарапала она, прекрасно зная, что это дороговато для сладких пирожков, в которых вся начинка осела на дно.
Одна из помощниц сказала:
— Мисс Элен, нам понадобится сдача.
Элен прикрыла рукой рот.
— Эх, надо было попросить папу подсчитать мелочь еще вчера вечером. — Она порылась под прилавком и достала банку с медяками. — Теперь придется делать это самой. Мне ужасно неудобно…
Она уставилась на жестяную банку с пенни, полпенни и шиллингами. Элен никогда не училась арифметике и, когда дело касалось денег, приходила в отчаяние. Все счета оплачивал отец.
— Мисс Фергюсон, если хотите, я помогу вам.
Элен подняла глаза. Рядом стоял высокий молодой человек в жесткой соломенной шляпе и яркой фланелевой куртке.
— Вы не помните меня, мисс Фергюсон, верно? Я — Джеффри Лемон. Последние годы я не ходил на благотворительный базар, так что мы не виделись целую вечность. — Он посмотрел на кучу самых разных монет. — Так как, помочь вам? Ма говорит, что я путаюсь у нее под ногами.
Элен с радостью отдала Джеффри жестянку. Парень начал складывать монеты в кучки.
— Пытаетесь решить, сколько взять за печенье, мисс Фергюсон? Да, работенка будь здоров, все мозги сломаешь.
— В прошлом году мне нужно было выбирать самого красивого младенца. Матери проигравших были в ярости. В этом году судить будет жена епископа, но проводить соревнования и вручать награды придется мне. Боюсь, что я все перепутаю и мужчинам отдам пакеты с конфетами, а младенцам — бутылки с пивом.
Сладости разошлись в первые полчаса, а жена епископа похвалила сделанные Элен подставки для кашпо и стеганые покрышки для чайников. Младенцы пищали или спали в зависимости от темперамента, а Элен умиротворяла их матерей, восхищаясь каждым. Она помахала рукой Хью Саммерхейсу, игравшему в кегли на приз, которым была живая свинья, и снова подумала, что очень скучает по Робин.
Элен убирала стол после чаепития, когда Джеффри Лемон снова заговорил с ней.
— Дайте это мне, мисс Фергюсон.
Она передала ему тяжелый поднос. Однако Джеффри не ушел, а продолжал стоять на месте, глядя на нее и хлопая глазами. Внезапно Элен пришло в голову, что не она одна неловко чувствует себя с посторонними. Наверно, молодые люди, которых она считала существами непостижимыми, недоступными и даже пугающими, тоже могут быть застенчивыми.
— Было очень весело, мисс Фергюсон, — с запинкой промолвил Джеффри, не сводя с нее глаз.
Поднос слегка покосился, и одна из чашек чуть не упала. Джеффри смущенно рассмеялся.
— Лучше отнести посуду ма, пока я все не перебил.