Мистер Твентимен учтиво выражал ей свои соболезнования, мистер Андервуд кашлял и скучал, а голубые глаза Лайама Каванаха выражали… что-то непонятное.
Он сказал:
— Миссис Мерчант, надеюсь, вы убедитесь, что ваши капиталы были надежно защищены.
— Я в этом не сомневаюсь, мистер Каванах.
— Кроме того, вы убедитесь, что торговый дом «Мерчантс» был и остается в надежных руках.
Майя улыбнулась ему.
— Совершенно с вами согласна, мистер Каванах.
— Миссис Мерчант, мистер Андервуд, как обычно, свяжется с вашим бухгалтером.
Она потрогала лежавшие на столе папки.
— Думаю, в этом нет необходимости, мистер Каванах. Мистеру Андервуду будет достаточно постучать в дверь моего кабинета.
На нее уставились три пары глаз. Но недоумение и гнев читались только в глазах Лайама Каванаха.
— Руководить таким хозяйством из дома трудно, не правда ли? — небрежно спросила она. — Можно многое упустить.
Главный бухгалтер, наконец понявший, куда дует ветер, пробормотал:
— Руководить таким хозяйством, мадам? Неужели вы хотите сказать…
— Именно это я и хочу сказать, мистер Андервуд, — любезно ответила Майя. — Теперь магазин принадлежит мне, и я хочу, чтобы он процветал. Каждый из вас будет представлять мне отчеты, как было при покойном Верноне. А сейчас мне хотелось бы поговорить с управляющими и сотрудниками отдела закупок. Мистер Твентимен, пожалуйста, распорядитесь. А вы, мистер Андервуд, будьте добры прислать ко мне мисс Доукинс.
Майя посмотрела на часы:
— До полудня я буду занята. Мистер Каванах, этого времени вам хватит, чтобы забрать ваши вещи из моего кабинета?
В тот осенний день Робин предстояло посетить самые страшные трущобы района Степни. Моросил дождь; девушка забыла зонтик в автобусе, но это не помешало ей методично обходить неказистую улицу. Все здешние лачуги принадлежали одному хозяину; ни в одной не было водопровода; во дворе каждой из двенадцати имелись два крана и две сточные канавы. Позади домов ютились две мокрые от дождя уборные.
Дверь последней халупы открыл босоногий мальчишка в рваной рубашонке. Робин ощутила запах грязного белья, немытого младенца и сырости. Затем показалась какая-то женщина.
Робин объяснила цель своего прихода.
— Я задам вам всего несколько вопросов. Это не займет много времени.
Ее пригласили войти. Вместо столов в этом доме были ящики из-под апельсинов; стульями служили мешки, набитые сеном. И младенец, и мальчишка, открывший дверь, были худыми и голодными. Стены покрывала плесень, рамы пропускали воду. Хотя в маленьком камине теплился огонь, в доме было холодно.
С вопросами Робин покончила быстро. Женщину звали миссис Льюис; ее муж был докером, но полгода назад получил увечье и потерял работу. Мистеру Льюису был тридцать один год, его жене — двадцать девять. Она всего на девять лет старше меня, подумала Робин, с ужасом глядя на худое, бледное создание с младенцем на руках. Мистер Льюис получал от Комитета общественной помощи двадцать пять шиллингов в неделю, а квартирная плата составляла десять шиллингов и шесть пенсов.
— Мы задолжали, — сказал мистер Льюис. — Домовладелец дал нам срок до пятницы. — Его голос звучал равнодушно — ни страха, ни огорчения.
Робин мысленно повторила предупреждение доктора Макензи, сделанное несколько месяцев назад; «Что бы там ни было, сохраняй спокойствие. Главное для нас — объективность».
— Сколько у вас детей, миссис Льюис?
— Здесь Лили и Ларри. Еще двое в школе. Это наш младшенький. А там Мэри.
Сначала Робин решила, что дочь миссис Льюис играет во дворе, но потом услышала хныканье, доносившееся из соседнего помещения, и следом за миссис Льюис прошла на кухню. Понадобилось несколько секунд, чтобы глаза Робин привыкли к темноте. Когда девушка увидела ребенка, ее чуть не вырвало. Мэри лежала в большой корзине, набитой тряпками. Как собачонка, подумала Робин. Из открытого рта девочки текла слюна, взгляд был бессмысленным, волосы спутались.
— Она не в себе, — объяснила миссис Льюис. — Родилась такая. Замолчи, Мэри!
— Сколько ей лет?
— В апреле стукнуло десять. Это моя старшенькая.
Робин села на корточки рядом с корзиной и погладила грязное личико ребенка.
— Привет, Мэри. — Девочка поймала ее пальцы и начала раскачивать корзину.
Миссис Льюис добавила:
— Мой Джек жалеет ее, но он сломал себе хребет и больше не может носить дочку по лестнице. Вот она и спит здесь.