Лицо Лидии перекосилось.
— Лучше умереть!
Какое-то мгновение муж и жена молча смотрели друг на друга. Майя, не желавшая видеть выражение их глаз, отвернулась. Но слух ей не изменил.
— Если ты думаешь, что я брошу свой дом и стану жить в какой-то халупе…
— Лидия, это дом не твой, а банка. Даже я это понимаю.
— Джордан, ты дурак. Набитый дурак.
— Не спорю. Но зато не прелюбодей.
Мать ахнула:
— Как ты смеешь…
— Лидия, может быть, я и дурак, но не до такой степени.
— Лайонел — настоящий мужчина!
Майя поняла, что родители про нее совсем забыли. Теперь их надо было оставить одних. Она встала, вышла из комнаты и поднялась наверх.
И все же эта другая, параллельная жизнь существовала. Даже сейчас. На кровати лежало белое шифоновое платье, напоминавшее, что к обеду будут гости. Дрожь и легкая тошнота не помешали Майе умыться, одеться и причесаться. Интересно, рухнет сегодня нарядный фасад или нет? Тогда две жизни превратятся в одну. Наконец-то. Она представила себе, что говорит соседу по столу: «У мамы роман с президентом теннисного клуба, а папу объявили банкротом». Ну как после этого что-нибудь изменится? Или Салли продолжит разносить тарелки с русской шарлоткой, а гость пробормочет какую-нибудь вежливую фразу? Она засмеялась, а потом стиснула кулаки, чтобы не дать воли слезам. Посмотрев в зеркало, Майя увидела, что у нее слегка покраснел носик; придется воспользоваться материнской пудрой.
Но обед, на который приглашали гостей, разительно отличался от обычного. Джордан Рид был любезен, Лидия Рид очаровательна, а сама Майя просто сияла. Мамин кузен по имени Сидни и владелец кембриджского магазина мистер Купчинг не давали ей проходу. «Интересно, сколько очков я заслужила бы, если бы ехала в поезде?» — подумала Майя и едва не расхохоталась.
Когда гости ушли и Майя вернулась к себе, будущее снова показалось ей мрачным и неопределенным. Что она станет делать? Устроится продавщицей в магазин готового платья? Или учительницей математики в какую-нибудь третьеразрядную школу для девочек? Конечно, мать уйдет к другому, а отец… Она не могла даже представить, что станет с отцом. Хотя Майя давно знала, что жизнь штука ненадежная, но думала, что надежность, как и все остальное, относительна. Школа Майе смертельно надоела, однако при мысли о том, что придется бросить учебу, девушку бросало в дрожь. Их дом был неказист, но на свете есть дома и похуже. Если родители разойдутся, с кем она останется?
У меня не будет ничего, с ужасом подумала Майя. Она сняла платье, чулки и белье. Вешая платье в шкаф, она увидела в зеркале свое отражение. Длинные белые руки и ноги, высокая маленькая грудь, плоский живот. И лицо: губы, как лук Амура, короткие темные волосы, голубые глаза.
И поняла, что кое-что у нее все-таки есть. Майя немного постояла, глядя на себя в зеркало и думая, что она, не в пример отцу, сумеет распорядиться своим достоянием.
Следующие недели Лидия и Джордан Рид провели врозь. Они не обедали вместе и редко разговаривали друг с другом. Лидия почти не бывала дома; Джордан сидел в своем кабинете. Майя понятия не имела, что он там делает.
Майя ушла из школы в середине четверти и пять раз в неделю выполняла обязанности гувернантки при двух маленьких девочках. Девочки были довольно славные, но Майе, равнодушной к детям, эта работа казалась скучной. Правда, она позволяла убить время. Девушка чувствовала, что должно произойти что-то ужасное и неминуемое. Половину своего жалованья Майя откладывала, а остальное тратила на одежду, зная, что при любых обстоятельствах не имеет права выглядеть бедной и опустившейся. Два вечера в неделю она посещала курсы счетоводов, решив воспользоваться своими способностями к математике. Правда, в роли бухгалтера она себя не представляла. Это слово ассоциировалось у нее с роговыми очками и плохо сшитыми твидовыми костюмами.
В дверь позвонили, когда она сидела в гостиной и шила. Была среда, вторая половина дня, и в ушах Майи еще звенели французские неправильные глаголы. Стоял август, погода была теплая, и Майя приспустила жалюзи. На стенах в бело-зеленую полоску и на натертом паркете играли солнечные зайчики.
Салли не откликнулась, так что Майе пришлось открывать самой. За дверью стоял Лайонел Каммингс, президент маминого теннисного клуба. Этот полноватый усач выглядел лет на сорок с небольшим. На Лайонеле были легкий пиджак в полоску и белые фланелевые брюки; в руке он держал соломенную шляпу.
Майя попросила его подождать в гостиной и пошла за матерью. Родители были в саду (в кои-то веки вместе). Когда она сказала, кто пришел, Джордан изменился в лице. Острая ненависть к матери заставила Майю бегом припустить обратно.