— И ты, малец, иди, — позвал лысый Сережку, наблюдающего за всем этим издали.
Приставив к глазам аппарат, цыганистый, жмурясь, топтался, то надвигаясь на застывших за столом бахчевников, то отступая.
— Чего-то не то, нет, не то, — повторил он. И вдруг, выпрямившись, размашисто хлопнул себя по лбу: — Ну, конечно, арбуз нужен. Бо-о-ольшой арбуз! Чтобы товар лицом! — И с ожиданием уставился на Долю.
— Дюже крупных у нас нет, — сказал старик, вставая из-за стола.
— Ну, уж на всей бахче-то найдется один, — не поверил цыганистый.
— Теперь другое дело, — одобрил лысый, когда Доля вернулся к столу с крупным полосатым шаром. — А то не поймешь, кто на снимке: может, пастухи, а может, просто отдыхающие…
— Арбуз, наверное, лучше разрезать? — посоветовался Иван с лысым.
— Да, наверное…
Иван проворно выхватил из кармана складной нож, надавил на какую-то кнопку рукоятки, и лезвие, серебряно блеснув, автоматически выскочило.
— Нате, режьте…
И опять заплясал перед бахчевниками.
— Внимание! Стоп! Готово! Еще разок… Так, так… Мальчик, подвинься чуть к дедушке. Отлично…
— Дядя! — выкрикнул вдруг Сережка, — ты же крышку с объектива не снял!
— Н-не может быть!
— Посмотри…
Иван крутнул в руках аппарат и захохотал:
— Вот это я даю! Вот растяпа… Спасибо тебе, парень, — поблагодарил он Сережку. — Сейчас мы это дело поправим. — И, сняв с объектива крышку, снова нацелился и уже без предупреждения щелкнул два раза затвором.
Лысый разглядывал скатывающееся за лес солнце.
— На вид хорош, — а вот как на вкус? — смеясь, проговорил Иван, кивнув на арбузные половинки.
— Садитесь, пробуйте. — Доля, уступая место, подвинулся на край скамейки.
Иван начал резать арбуз на ломти.
— Присаживайся, Семен Васильевич… Портфель подай, пожалуйста.
Щелкнув замком, он нырнул рукой в приоткрывшуюся кожаную пасть портфеля и с ловкостью фокусника выдернул оттуда бутылку водки. Прищурясь, посмотрел ее на свет, взболтнув, опять посмотрел. — Кажется, не прокисла. — И толкнул легонько плечом Долю: — Причастимся?
— Нет, нет, мне нельзя, — отказался старик. — Сами пейте…
Лысый сидел на краешке скамьи хмурый, чем-то недовольный, и хотя, видать, он был начальником над Иваном, вид его нисколько не смущал цыганистого. Иван еще раз щелкнул замком портфеля, достал зеленоватые пластмассовые стаканчики.
— Жене передай мой последний привет, а сыну отдай бескозырку, — пропел он и, сорвав с бутылки металлическую шляпку, швырнул ее в траву. Потом налил три стаканчика — Паке, лысому, себе и провозгласил:
— Дай бог, не в последний раз!
Иван ел арбуз с детским наслаждением, даже урчал от удовольствия, Семен Васильевич музюкал ломтем губы, морщился, будто подсунули ему и заставили жевать силком что-то малосъедобное, противное.
Наливая в стопки по второму разу, цыганистый покосился на Долю и предложил:
— Может, красненькое будете? У нас есть. — И лапнул за бок портфеля.
— Никакого не пью, — тряхнул головой старик.
— И никогда… это самое… не потребляли? — удивился цыганистый.
— Ну, почему же, случалось. Давно, правда, на фронте еще…
— Отец, похоже, досрочно выбрал свою норму, — предположил лысый и первый раз за все время ухмыльнулся.
Пака, захмелев, глядел восторженно-маслеными глазами на гостей, пытаясь понять разговор.
— Долго воевал-то, Прокофич? — спросил Иван, косясь на деревяшку.
— Всю войну…
— И где же тебя так?
— В самой Германии, на Эльбе.
— Хоть одну немочку успел надеть на шампур? — засмеялся Иван.
— Сережка, иди-ка почисть картошку, — сказал Доля крутившемуся возле внуку. — Сейчас щербу будем варить.
— Может, и нам остаться на уху? — то ли всерьез, то ли шутя спросил у лысого Иван. — Бутылочка у нас еще есть…
— Делом надо заниматься! — коротко бросил Семен Васильевич.
— Будет и дело, — успокоил Иван и потянулся к Паке: — Правильно я говорю?
Тот, растянув губы в улыбке, торопливо закивал.
— Вот так! — Иван сжал локоть немого. — И уха — тоже дело. Рыба есть, птица есть… Архиерейскую можно заделать! — Потом круто повернулся к Доле: — Я вам пришлю фотографии, цветные, восемнадцать на двадцать четыре… Я все могу, раньше в фотоателье меня каждый праздник премировали…
— Поехали, Иван, пора, — сказал лысый, поднявшись.
— Щас, — отмахнулся тот, — дай спросить… Прокофич, расскажи про бой на Эльбе, я напишу про тебя!
— Бой, он и есть бой, — нехотя отозвался Доля и направился к костру подбросить дров. Его нагнал лысый.