- Что-то я не очень понимаю...
- Чего не понимаешь? - Мороз встал и вышел в соседнюю комнату. Я отвлеклась на движения сексуальных мужских ягодиц под тканью брюк, поэтому ответила не сразу.
- Многого. Что братья твои в бане были, и вы все воплощение разных стихий - это я помню. Ты вчера рассказывал. Что для ритуала Любомире место единения вашей общей силы понадобилось, тоже помню. Теперь про нее расскажи.
Я слезла с кровати, укуталась в одеяло и пошлепала босыми ногами следом за хозяином хаты. С хмурым выражением лица он вытаскивал из печи вкуснейшего вида пирог.
- Нечего рассказывать. Ты все равно на нее лицом разве только похожа.
Я недовольно вздохнула. Можно подумать, мой интерес как-то связан со сравнением.
- Так бы сразу и сказала. Стать избранницей стихии по ту сторону хребта считается проклятием, - Мороз пожал плечами. - Никакой род не желает дочерям такой участи. Стихия обычно это учитывает и избирает деву со светлым, чистым разумом, не обремененным предрассудками. Добрых, веселых, нежных, умных, верных.
Чем дальше он говорил, тем тоскливее звучал его голос.
- Мы с братьями не можем позволить себе обычных жизненных горестей и радостей. Каждая наша мысль, каждое движение, каждая эмоция отражается в поведении стихии. Мы живем отшельниками и следим за равновесием. Любомира оказалась не такая. Единственная, любимая дочь. Гордая, высокомерная, жестокая. В реке ее деяния сомнительные часто отражались. Родители отправили ее ко мне, когда она угасать начала. И то отправили с проклятиями на весь мой род. Теперь понимаю, что спланировали все заранее. Она сама не смогла бы. Тебе жизнь испортила. Как куклу взамен себя подсунула.
Он произнес это с таким неподдельным унынием, что у меня сердце защемило. Маньяк больше не походил на маньяка. Передо мной предстал одинокий, обиженный человек. Все у него в жизни шло не так и не туда, и он ничего сделать не мог, потому что права не имел. Про зависимость стихии от персонификации я накануне не только наслушалась, но и была свидетелем. Он когда меня в дом заносил, мизинцем двинулся о порог - вьюга на улице поднялась такая, что мрак!
Все это было чертовски похоже на мои собственные беды.
- Не надо меня жалеть, - огрызнулся Мороз. Бухнул на стол стакан и, сердито топая, покинул дом.
- А про любовь-то ты так и не сказал, дружок, - вздохнула я. - Не любил ты свою молодую жену.
Общая картина мира начала медленно проясняться. Узнала и то, что собиралась, и то, что не собиралась. Вообще, с любовью у меня отношения сложились, скажем прямо, никакие. Героями моих снов всегда оказывались сказочные персонажи. Сначала по вине писателей детских, потом по моей вине. Я умудрялась пылать страстью к отъявленным мерзавцам, которых мое воображение едва ли не рыцарями рисовало. Многочисленные кульбиты от эйфории до уныния быстро привели к депрессии, из которой небольшими усилиями родительницы я нырнула в унылый и печальный брак с очаровательным подкаблучником. С виду истинный серьезный медицинский работник на деле оказался маминым любимчиком. Причем выражение справедливо и для его мамы, и для моей. Развелась, порвала все связи, сменила место работы и место жительства - стало легче. Любомира поймала меня в момент старта. Я как раз закончила самокопание, преодолела жалость к себе, пересекла черту. Короче, я была готова ко взлету.
Только взлетела совсем не туда.
Я развернулась и пошла обратно в комнату. Из открытого окна сильно сквозило по полу. Видимо, температура на улице начала резко понижаться. Не удивлюсь, если это напрямую было связано с обидой хозяина дома.
Накануне в мыслях могла его мужем называть, сейчас язык не поворачивался. Не зря говорят, пьяному море по колено.
Я закрыла раму и оглядела комнату. Бревенчатые стены, два окна, легкие шторы, широкая кровать, гардероб, комод с зеркалом. В гардеробе нашлась женская одежда, в том числе и знакомый жесткий балахон, в котором я вчера здесь очутилась. Покуковав возле вешалок минут пять, я выбрала длинную льняную рубашку, надела ее, подвязала поясом и пошла к зеркалу результат оценить. Понятия не имела женскую ли я одежду взяла, но этот вариант был всяко лучше всех тех шелковых, бархатных и атласных пестрых длинных сарафанов, которые две трети гардероба занимали.
Комод был низким, поэтому я сначала свою грудь и ноги увидела. На этом уровне меня все устроило. Рубашка доходила почти до колен, сверху тоже все прилично - лишнего стихийная персона не увидит. Я присела на стул и осмотрела лицо. И вот тут случился приступ паники. Из зеркала на меня смотрела я, но такая, какой я была годков в восемнадцать. Прыщи и те на лбу вылезли.
Подскочив будто ошпаренная, я понеслась на улицу. Где там мой Мороз? Мне срочно требовалась новая порция объяснений, желательно подробных!
- Ай, ай, ай, - это я в порыве пылающей к мужу страсти выскочила на снег и заскочила обратно за обувью.
И вот, выкидывая вперед валенки на три размера больше родного тридцать восьмого, сверкая голыми коленями, я неслась от порога к берегу замерзшей реки, где виднелись три мужские фигуры, одной из которых точно был Мороз. По сексуальному заду опознала.
И не сразу пылающая страстями Татьяна опознала, что обстановочка у мужиков враждебная. Мороз стоит не шевелится, позади него косматый громила с печатью туповатой преданности на лице, а перед Морозом невысокий крепыш подпрыгивает и чего-то голосит на непонятном языке.
- Любомира! - воскликнул крепыш, забыл про остальных и побежал ко мне навстречу. - Что он с тобой сделал, любовь моя?! Я не чувствую твое маниту. Тебя словно здесь нет!
Я резко дала по тормозам.
- Любомира! - обожатель настиг меня и заключил в нежные, крепкие объятия, а потом засосал прямо в губы. Все нормальные люди целуются, а этот засосал. Клянусь! От полученного стресса чуть не подавилась. Я оттолкнула товарища и вытерла рот тыльной стороной ладони. Целых трех разных мужиков за тридцать лет целовала, но никто из них не походил на этого, с позволения сказать, виртуоза.
- Подожди тут, - велела я озадаченному обожателю. - Стой! Не шевелись. Понял?
- Понял, - нихрена не понял вантуз.
Я развернулась и побежала в дом. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтоб понять, что Мороз не по своей воле агрессора сюда впустил. Посуетившись на кухне и похлопав шкафами, я наконец нашла нужный предмет. Выскочила на улицу, добежала до любовника Любомиры и со всего размаха саданула его по плечу скалкой.
- Любовь твоя?! Какая я тебе твоя любовь?! - завывания получились громкие. Я размахнулась и снова опустила скалку на несчастного. На этот раз не целилась, ступор у героя прошел, он начал ручками от меня загораживаться. - Свою бабу от чужих не отличаешь?!
Я добавила еще два удара. Обожатель выставил ладошки и запыхтел.
- Мужа моего отпустил быстро! Ишь ты!
Для пущего эффекта я улюлюкнула.
- Любомира? - прошептал ошарашенный крепыш.
- Какая я тебе Любомира? Таня я!
Я сделала холостой замах в целях устрашения. Крепыш дернулся и еще тише прошептал:
- А где Любомира?
- Откуда я знаю? У ее родителей поди и спроси. Нас-то чего дергаешь?
- Так она же была проклята стихией, - крепыш начал отходить. Даже выпрямился.
- Это я стихией избрана, а про твою девку знать не знаю. Пошел прочь! Или хочешь войны со всеми братьями? - зловеще уточнила я.
Вантуз нахмурился, подбоченился, что-то промяукал на своем языке - полагаю чисто дабы мужскую гордость потешить - и свалил, прихватив подчиненного.