Неподалёку садится красморовский вертолёт. Хелена с плохо скрываемым недоумением встречает странников. В сравнении с теми, отмечает Корвин, у этих белые наконечники. За шумом лопастей мужчина не слышит их разговор, но в какой-то момент Хольт указывает на него.
Из-за стен города тянется чудовищный гул. Угольный дым окутывает небесные крыши, и мимо вокзала проносится проклятый поезд. Сама «Оскола», и храмовые окна её пылают невероятным пламенем. Лишь с появлением поезда недобитки «Снегирей» покидают Грустину.
— Будь я проклят… — только произносит посредник.
Всё, вплоть до самого госпиталя, Рейст помнит урывками. Когда к его лицу прикладывают кислородную маску, посредника рвёт прямо в неё. Отравленная кровь заполняет ёмкость, течёт на одежду, размазывается по лицу…
Спасатели затягивают почти безжизненное тело на носилки и несут к вертолёту. Над расселиной реет элегической смог. Сопла огнемётов не остывают ни на секунду; столбы пламени создают прочную завесу, давая шанс отступить. Глаза Корвина закрываются.
Новый день начинается без Радиоактивного Кардинала.
Эпизод четвёртый
Российская Империя: Тардиградск
Подснежный госпиталь
11-19/994
В течение следующих дней на улицах Тардиградска не стихает похоронный марш. Лишь за первые сутки трубы крематория прокоптили небо до черноты: тогда в последний путь уходят погибшие. Оставшееся время церемоний посвящается пропавшим без вести. Вереница гробов сменяется траурной процессией. Их строй сопровождают вестницы Зари.
Из окна Корвин замечает среди участников Кастин. Наравне с другими мойра несёт фотографию — перевязанный лентой снимок Вайната, исчезнувшего пилота. Сам некрочтец участия в церемонии не принимает: уже вторые сутки он прикован к больничной койке. Ожоги — разной степени тяжести — почти невидны, но даже незначительное движение причиняет боль. Средства, способного полностью излечить элегическое поражение, не существует.
— Приятно видеть тебя живым, — с такими словами в один из вечеров посредника навещает Хелена. Судя по традиционному платью, сменившую полевую форму, она готовится к отбытию. — Тебе повезло, что ты здесь. Я слышала, в этом госпитале творят чудеса: болезни здесь тают подобно снегу…
На прикроватной тумбе стоит букет увядших цветов с открыткой от Агнии. Поначалу гарпия навещала спасителя, а после неожиданно пропала. От своего лечащего врача Корвин узнал, что девушку уволили со службы без права посещения Санктория и подвластных ему учреждений. Причину такого решения мужчина выведать так и не смог.
— Если я и «подснежник», — с хрипом втягивая воздух, отзывается Корвин, — то явно не тот, который ждёшь по весне, — затем спохватывается, когда снаружи доносится странный гул: — «Оскола»… «Снегири»… Ты им сказала о них?
— Они не пожелали меня слышать. Им нет дела до колокола, покуда он молчит, — говорит Хелена и пододвигает к койке стул. Присаживаясь, она недоверчиво смотрит на приоткрытую дверь и темень за ней, — поэтому мы всё ещё живы. Если хочешь остаться здесь, будь осторожней в высказываниях.
— Думаешь, — выдавливая из себя улыбку, — они хотят это скрыть?
— Это не имеет значения. Во всяком случае, пока, — подчёркивает ундина и скрепляет руки замком. — Поверь, тебе не понравится, если Красмор начнёт уделять тебе внимания больше, чем сейчас.
— Конечно, спасибо за предупреждение, но… По мне и так видно, что я буквально здесь не задержусь, — трогательной улыбкой отвечает мужчина и откидывается на подушку. — Я не доживу до следующей весны.
Корвин не понаслышке знаком с кухней прогнозов. Он знает, если даст слабину, то сгорит в течение месяца. Также знает, что при квалифицированном уходе «его» весна наступит через десяток лет.
— Печально слышать. Возможно, это неплохой шанс провести время со своими близкими… и родными.
— У меня никого нет. Некрочтение буквально накладывает определённое «вето» на жизнь… и поверь, не стоит искать причину в интернете — в Санктории такие сайты точно заблокированы… Я надеюсь.
Какой бы тяжёлой ни была тема, Корвин говорит уверенно и легко. Он доброжелателен по отношению к посетительнице, и та вновь пытается — по-своему, неумело — его поддержать:
— А твои родители? Должно быть, они гордятся тобой.
— Полная семья, где все живы и счастливы? Невероятная редкость в наши времена… — Корвин устало опускается на подушку. — К сожалению, мои родители давно мертвы… что даёт карт-бланш на последнее желание.
— Надеюсь, ты не задумал ничего противозаконного, — напоследок говорит визитёрша. — Была рада знакомству с тобой, Корвин. Будь таких людей больше, пророчество бы не сбывалось, — и уходит.
Позже мужчина поднимается на крышу Санктория. Ночь пылает киноварийскими огнями. Тишина, столь условная для военного городка, прерывается ровным гудением пролетающего самолёта. Ещё один «Снегирь» над Тардиградском. Турбины его скрипят, а крылья покоцаны.
Это не первый раз, когда «Снегири» нарушают границы воздушного пространства Российской Империи. Диспетчера больше не пытаются связаться с мёртвыми суднами. Постепенно они становятся такой же обыденностью, как снег в этих краях. Только тревога то и дело кричит.
Корвину идёт двадцать восьмой год, когда он понимает, что его весна не наступит не из-за поражения, но из-за Войны, чья песня никогда не смолкнет.
Глава пятая. Зола на Заре
«§ 138. Мертвецы возрадуются жизни, когда её Мать проведёт мертворождённого наследника к престолу, ибо лишь неживой может править живыми.
§ 140. Воины пепла и пыли восстанут, когда прозвонит Колокол Отречения; преисполнятся Болью людские края, и от Боли падут все изменники. Лишь внявшие Слову обретут Покой.
§ 142. Колокол отзвонит трижды, прежде чем с миром произойдут необходимые метаморфозы. Первый звон принесёт мор на запятнанные Войной земли, второй — обрушит на них кровавые реки, а третий — нисхождение посмертия, ибо: “Никто не явится на свет — никто с него не канет”.
§ 144. Молодые прокляты тем, что жизнь ещё не покинула их сердца. За нами свершения, с грехами отцов на плечах. И мертвецы непокойны, ибо ждут, когда нас напитают свинцом, и наша кровь наполнит их могилы. Мы не переживём новой войны, но в наших силах сделать так, чтобы она стала последней»,
— Джестерхейл Опустошённый, «Кате-Эр».
Эпизод первый
Карпейское Каэльтство: Градемин (Новоград)
Чековский проезд 12-12
12-20/994
N Ø Я Ŧ H [6.20, в 3:14]: мама умерла
Анастази помнит тёплый запах крематория. Мать, в отличие от прошлых усопших, сжигают не в печи, но на алтаре. Таков крематорский обычай, а Мартина была вдовой крематора: чем-то большим ей так и не удалось стать — от болезни нет лекарства.
Анастази помнит, как коллеги отца предлагают им с братом по огнемёту и собственноручно сжечь мать. Одна из них вскользь упоминает, что каждый крематор хоть раз сталкивается с подобным. Таков крематорский обычай: родителей сжигают их дети. Близнецы, в свою очередь, отказываются — их волю принимают безмолвным осуждением. Деревянная конструкция за считанные секунды обращается жертвенным огнём.
Анастази помнит вес урны в руках — около килограмма. Тогда девушка не думает о скорби: её больше заботит, а правда ли их мать там? Затем отмечает, что урна напоминает банку из-под кофе. Элиот всё это время стоит безмолвно рядом; на фоне протеза здоровый глаз выглядит заплывшим гифемой. После крематория Лайны должны отвезти урну на Липовое и запечатать в угле. Да, таков красморовский обычай. Вместо этого близнецы расходятся.
Anastasi Laine [10.12, в 0:01]: С днём рождения.
Последнее сообщение осталось непрочитанным. По правде говоря, оно и доставлено не было — судя по всему, Элиот внёс сестру в чёрный список. Первые полгода Анастази верила, что так будет лучше для обоих. Вторые — засомневалась. Потом появилась Живамиж.
Так нарёк Красмор взошедшую деми — Матерь Жизни. С помощью экспертизы тлетворных тканей удалось установить, что её пребывание на земле должно благотворно влиять на популяцию всех видов. Демиологи связывают это Восхождение с демографическим кризисом, начавшимся ещё в 60-х годах. В связи с этим все операции по Нисхождению прекращены: за Жимавиж ведётся наблюдение, а отрезки её тела переработают в мощи.