Когда Анастази просыпается, стрелки часов близятся к двум. За окном ослепительный солнечный день, и девушка, заслоняя ладонью глаза, скидывает с себя одеяло. Морщась, она осторожно садится. Замечает на руке синяк. Хмуро оглядывает комнату. Обнаруживает на прикроватной тумбочке стакан воды, обезболивающие таблетки и записку: «выжри меня».
Каждой вестнице полагается келья в Санктории, однако среди названных сестёр немногие живут там на постоянной основе. После инициации в качестве Чёрной Зари Анастази честно прожила под землёй около полугода, но отсутствие отопления с последующими болезнями сделали своё дело — почётному крову была предпочтена небольшая квартирка с тёплыми полами.
Среди вестниц есть чтящие все каноны и соблюдающие правила, но с балтийкой те предпочитали не связываться. Для них Лайне была чужой — по происхождению, взглядам и поведению. Равно как и старшая сестра.
Поначалу Анастази опасалась, что Вейнберг её сдаст. Впрочем, переживания оказались напрасны — старшая сестра сама предпочитала кельям современные апартаменты. Дабы скрыть переезд от Верховной, арендовано всё было на Четырнадцатого. Вместе они по итогу и жили.
— Покровительница! — отвешивая поклон, шутливо приветствует девушку Четырнадцатый, когда та выходит на кухню, и зевает. Анастази упирает руки в бока и недовольно смотрит на соседа. На плите жарится яичница. — Ля, да ладно тебе, расслабься. Хочешь узнать, что было ночью?
Было бы чудесно, думает Лайне. Вторую половину дня она помнит отвратно. Пара литров непентеса сделали своё.
— Выкладывай.
— Так, с чего бы начать?.. Ля, ну, в общем, для начала, мы с тобой хорошенько так надрались. Ты начала изливать душу, что тебе несвойственно… но я ничего не запомнил, так как изливал свою душу. Затем ты сказала, что никогда не была с мужчиной…
— Что?! — смущённо восклицает Анастази. — Я так и сказала?
— Да, а потом ты начала раздеваться.
— О деми… Только не говори, что…
— Да не ссы, подруга, я тоже никогда не был с мужчиной, — похлопав покровительницу по плечу, отзывается Четырнадцатый и разливает содержимое кофейника по кружкам. Только Анастази успокаивается, как собеседник обстоятельно присовокупляет: — Но я тоже решил на всякий случай раздеться.
– [Зачем]?!
— Ты собираешься меня перебивать или всё-таки дашь рассказать? — с улыбкой возмущается Четырнадцатый. — Так вот. Мы плавно перешли в спальню. Включили музыку, легли… начали целоваться… — Лайне то краснеет, то бледнеет. — Потом ты сказала, что я колючий, и вообще, что так невесело. Мне пришлось долбанных полчаса рассказывать тебе анекдоты.
— Анекдоты? Ты серьёзно?
— Да я сам был в шоке! Никогда раньше не встречал женщин, которые настолько любят низкопробный юмор. Затем, главное, я поворачиваюсь такой к тебе, ожидая продолжения… но ты! Ты уснула… — Анастази с облегчением выдыхает. — А поскольку ты заснула на моей половине, я, как истинный защитник… ну, я просто столкнул тебя с кровати.
— Так вот откуда у меня синяк, — потирая ушибленный локоть, морщится балтийка. — Но зачем? Ты же мог меня просто разбудить.
— Вообще это вышло случайно, но было смешно: ты потом попыталась мне отомстить и начала бить подушкой… При этом ты залезла на меня, ну, а я же такой обаятельный, что мы снова начали целоваться, но дальше, как бы то ни было, не зашло… я уснул. Судя по тому, что мне что-то сопело в ухо, и было тяжело дышать, ты тоже отрубилась. Вот, собственно, и всё.
— В твоей чести я не сомневалась… почти, — отзывается девушка и неловко улыбается. — Ну, видимо, спасибо?
— И тебе спасибо, — усмехается гард и вскидывает бровь. — А теперь отойди не-емного в сторону, я включу телевизор.
Новости по карпейскому каналу.
Из проклятия Живамиж становится благословлением. Название города, в который поместили её мощи, пока засекречено, но из свежей статистики следует, что в следующем году местными прогнозистами ожидается демографический взлёт. Несмотря на призывы некоторых демиологов не торопиться, всё больше людей выступает за «распространения дара Матери Жизни».
— Ля, да куда ж ещё больше? — под нос бубнит Четырнадцатый, раскладывая яичницу по тарелкам. — И так уже несколько миллиардов…
В репортаже используются не только записи с митингов в поддержку Живамиж, но и изображения самой деми. На фото и видеоматериалах Анастази видит отвратительного вида существо, лишь отдалённо напоминающее человека. Это первый гигант, Восхождение которого пришлось на жизнь Лайне.
— Ну и страхолюдина… — с отвращением шепчет девушка и невольно соглашается с экспертами телеканала: — Что-то я тоже сомневаюсь, что от такой штуки может появиться что-то хорошее… Переключи, а? Может, хоть где-нибудь не будет об этой… деми.
Сказано — сделано.
Под лозунгом справедливости по другому региональному каналу освещают недавний инцидент в Синекаме — крушение транспортировочного «Снегиря» с цистернами элегического токсина.
«Несмотря на то, что серьёзной утечки обнаружено не было, элегический фон в окрестностях Стагета ухудшился», — дополняет диктор репортаж. Тогда вестница вспоминает, о чём именно изливала душу. Что собиралась сделать прошлым днём.
При одной мысли о побеге щиплет порез. Задумчиво касаясь щеки, Анастази отворачивается от телевизора.
— Это ты туда собиралась поехать? — лопаткой тыча в экран, интересуется Четырнадцатый и поворачивается к плите. — Ну, как видишь, всё там нормально, а тот ролик… Да мало ли «уток» в интернетах, забей.
— Чет, — шепчет балтийка, — я должна туда поехать.
— Что? Даже вопреки предвестнице? — беззаботный тон вмиг сменяется серьёзным. — Мы же вроде решили, что эта игра не стоит свеч.
К сожалению, Четырнадцатый не владеет Словом. Он не может остановить покровительницу, когда та вместо завтрака несётся в комнату. Хватает с пола дорожную сумку. Распахивает шкафы и комоды в поиске вещей.
— Да почему это волнует только меня? — с тупой обидой рассуждает девушка, бездумно перебирая одежду. — Вайс прекрасно знает, что Дети Стагета чтят не Парад, а погибших на войне родственников…
— Ля, пока я не включил телевизор, — подняв палец, осторожно напоминает гард, — ты сама об этом не волновалась, — но блондинка игнорирует его, продолжая собираться. — Хорошо, ответь хотя бы на главные вопросы.
— Это ещё какие?
— Ты не находишь странным, что для участницы закрытого общества слишком уж легко нарушаешь правила? Типа, что, всем насрать? И почему у многих Зорь совпадает первая буква имени и фамилии?.. Кстати, а как эти «Снегири» могут так долго находиться в воздухе? И куда они летят, да ещё так долго?.. Да и вообще, на кой ляд нужны были эти «Снегири»? Не проще ли было бы [атаковать] деми ядерным оружием? Хоть на тех же АДАМ повесить, — выпаливает Четырнадцатый, неотступно следуя за покровительницей. Та на мгновение останавливается и удивлённо вскидывает бровь. — Я сказал «главные» вопросы, а не «хорошие»… Да постой ты! Ты [с ума сошла]?!
– [Сошла с ума]?! Я? — тыча пальцем себе в грудь, переспрашивает Анастази. Напряжение выливается в смех. — Хотя знаешь, я и не против. Хватит с меня этой авторитарной [псицы]: я буду сама решать, где мне быть и с кем. Зачем мне Чёрные Зори, если из-за их бездействия может умереть мой брат?
— Ля, точно, у тебя же ещё брат есть… Хотя не, прости, я всё равно не понимаю. Причём тут он? Ты сама убежала из дома, никто тебя в вестницы не тянул. Ты отказалась от прошлой жизни, теперь разрушаешь и эту… Зачем?
На мгновение Анастази останавливается. Она изнеможённо смотрит на взятую стопку вещей и тяжело вздыхает. Отложив её в сторону, садится на кровать. Пружины тихонько скрипят, делая зачин тягостным:
— На моём роду стоит печать Федры, — льдом наполняется женский голос. — Мать подтвердили, когда мы в школу пошли: у неё всё это вылезло после гибели отца… А мы с братом не знали, какой билет вытянули.
— Так значит, ты уехала из-за болезни матери?
— Не совсем. Она была ещё в реанимации, когда я собиралась. Потом — искусственная кома, а затем… через полгода её не стало. Брат до последнего не хотел отключать её, но ему и не пришлось. Диффузный экзитоз, в принципе, не могло быть иначе.