— Смерть так и не остановила вас, — раздаётся смутно знакомый голос, и демиборцы поднимают оружие, — не так ли, друзья?
Навстречу выходит высокий мужчина в броне. Опаленный плащ расстёгнут — поверх кольчуги темнеет рубашка. Полоски крашеной кожи служат многочисленными ремнями. Голову венчает широкополая шляпа.
— Цесаревич вернулся… — тревожно перешёптывается толпа. — Но как? Этого не может быть…
Реверсон подаётся вперёд и, набравшись мужества, поднимает руки. Револьвер угрожающе поблёскивает в сумрачном свете.
— Магистр, — силится почтительно улыбнуться капитан, — мы не ожидали вашего возвращения. По земле ходит молва, eni zos battefkos, и ваше появление как нельзя вовремя… Полагаю, поход прошёл успешно?
Цесаревич молчит. Вместо ответа он, придерживая шляпу, стягивает противогаз, и зрелище парализует демиборцев — так, будто перед ними деми во плоти. Волевые черты лица наследника престола российского уподобились до черепа, обтянутого пергаментом кожи. За выжженными веками пылают налитые кровью глаза. Аверс испытывает подлинный, почти первобытный страх, когда пасть немёртвого, лишь подобие человеческого рта, растягивается в безумной, несмываемой улыбке.
Оскар поднимает руку.
Смурная ночь озаряется светом. Синекам наполняется гулом воздушной тревоги. Эскадрилья «Снегирей» с разворота движется на Стагет. Люки бомбардировщиков открываются. Неподалёку падают несколько бомб. Кубометры отравляющего вещества покрывают низменность и, по мере приближения к горам, плотным облаком окутывают Предел.
Оскар сжимает руку в кулак.
Элегия обволакивает земли ордена — видимость сводится к нулю. Мертвецы бросаются в атаку. Многие демиборцы покидают мир под массированным обстрелом. Другие — под градом пуль. В рваных ранах расползаются тела. Обрываются километры кровеносных сосудов — крошатся кости.
Каждое попадание Реверсон чувствует с запредельной чёткостью. Как пули, дробя рёбра, пробивают лёгкие и расцветают жуткими свинцовыми цветами. Как их лепестки щекочут сердце и бутонами вгрызаются в мышцы. Как их металлический нектар сочится из его рта.
Последние пять минут жизни капитана полны неутихающими криками и шелестом пламени. Мужчина знает, что никто из Стагета не вернётся домой. Никогда. Армады кораблей исчезнут под гнётом воды. Механические титаны развалятся от бесконечных перегрузок систем… Вся та мощь, что созидало человечество, обратится прахом. Пришедшая с севера буря сотрёт следы их поражения вместе с историей и доблестью славного ордена. Балтийское море озарится прощальными огнями.
Рядом заваливается Рагнара. Она ещё жива, когда элегия заживо разъедает её плоть. Кричит, когда тело обращается углём. Умирает, и Аверс ничего не может с этим сделать.
Элегические частицы холодом вгрызаются в кожу. Обжигающая чернота сковывает конечности. Аверс с хрипом падает на колени. Возносит взгляд к небесам. Ложится набок. Устало закрывает глаза.
Не умирает.
Имей боль физическое воплощение, он бы непременно стал её лицом.
Пока остальные умирают, Реверсон впадает в подобие сопора. Боль перерастает в слабость и теряет значение. Уставшее сердце пропускает несколько ударов. Затем кровь вновь набирает силу, и тепло жизни наполняет его. Карпеец гневно сжимает кулак. Приподнимается. Открывает глаза.
Смерть не заберёт его.
Никогда.
С губ срывается слабый хрип. Пережимая решето ран, Аверс поднимается. Мышцы наливаются тяжестью. Так затягиваются его раны. Жнец болезненно постанывает, когда регенерирующая сила выталкивает наружу фрагменты свинца. Забытый, капитан становится единственным живым, кто видит бардак во дворе.
Ревенанты тем временем разворачивают одну из пушек на Царевну. Забрасывает в канал осколок уранового солнца и производят залп. Прекрасная Вендига рассыпается мириадами частиц: кусочки камня и костей усыпают землю. Лишь лицо каэльтины остаётся целым. Реверсон непроизвольно замирает, когда оно падает к его ногам.
— Ты мог стать героем, — сквозь зубы цедит тот, подходя к цесаревичу немёртвых, — а стал…
Неупокоенный медленно кивает. Оборачивается. Натягивает на кисть кольчужную перчатку с пластинами на тыльной стороне. От манжеты отходят резиновые трубки с иглами. Оскар вставляет каждую из них во внутренний сгиб локтя. Воспользовавшись моментом, демиборец выхватывает из ножен скимитар. Наставляет меч на магистра.
— …монстром? Воплощением кошмаров? — не без удовольствия предполагает цесаревич. — Так ли мы теперь отличаемся, капитан? Люди верили в нас, и посмотри, во что мы превратились.
Последняя игла проникает в вену. Грязная кровь наполняет трубки. Неупокоенный отводит руку, и перчатка трансформируется в окутанный дымом клинок. Сплав, из которого он выкован, сочится прожигающим камни ядом.
— Это с вами сделали не люди, — пылая праведным гневом, почти по слогам произносит мужчина, — а стремление к власти.
Демиборец бросается вперёд. Размахнувшись, наискось бьёт мечом. Шагом в сторону Оскар уклоняется. Толкает капитана локтем. Тот глухо рычит и вовремя отбивает удар проклятого клинка. Капли яда градом заливают площадь. Прожжённый булыжник дымится.
— Как бы не так, — отвечает немёртвый и замахивается.
Капитан умело отбивает удары.
Один за другим.
Свистит рассекающая воздух сталь.
Аверс постоянно отдаляется, пытается разорвать дистанцию. Тогда Оскар берёт меч в две руки. Следует мощный удар. Растерявшись, карпеец закрывается металлической пластиной на руке. Та не выдерживает напора и слетает. Лезвие вонзается в плоть. Выплёвывает яд прямо в кровь.
Отчаянным рывком жнец отводит проклятый клинок. В последний момент мужчина уворачивается от рубящего удара и отпрыгивает. Его неумолимо затягивает в выкипевшее болото.
Вспоротые пальцы обильно текут. Плащ продолжает дымиться накопленной отравой. Дыхания решительно не хватает.
— Zos soharkon, — задыхается капитан и, хрипло усмехаясь, лезвием блокирует очередной удар, — eni battefkos-nof zex itef.
Клинки скрещиваются со звоном. Отзвук его проходит по всему Синекаму, сливаясь с колокольным плачем Храма. Искры раскалившейся стали брызжут во все стороны. Реверсон изо всех сил пытается удержать скользящую рукоять. Лезвие собственного оружия неумолимо приближается к лицу. Демиборец выгибается. Отворачиваясь, пытается отклониться. Плоскость скимитара заметно темнеет. От напряжения начинают дрожать руки. Оскар выбивает скимитар и пинает противника в грудь. Заносит над ним клинок и замирает, наслаждаясь очередным триумфом.
Готовый принять новую смерть, Аверс замечает сотканный сумраком женский силуэт. Чаровница появляется из дыма с туманом. Завидевшие её ревенанты, опуская головы, преклоняют перед ней колени. Женщина равнодушно взирает на растущее пепелище и тела, оставленные к трапезе воронов.
Незваная гостья окутана глухим трауром, и голову её украшает корона, собранная из гильз. На кипенном лице зияют пустотой глазницы. В порывах ветра шлейфы одежд обращаются прахом. Правая рука немёртвой перетекает в длинный меч, флиссу, навершие которой выполнено в виде лисьей морды.
В сравнении с крупными кистями ноги женщины маленькие. Босая, она неотвратимо движется к Неупокоенному. Шаги её не оставляют следов. Когда расстояние меж немёртвыми сокращается, коронованная поднимает флиссу и лёгким взмахом отсекает голову цесаревича. Чёрная кровь омывает клинок, окропляя эфес и землю вокруг.
— Milaghtkof, enilo zos sazerkkon, — раскатисто гремит женский голос над капитаном, и приходит тишина, — enis nontoj zaut kemorom.
То, что секундой раньше было обращено к нему одному, пробуждает ото сна умерших. Опаленные, истекающие кровью тела одно за другим поднимаются на ноги. Всякая пластичность, присущая живым, исчезает. Сердца воинов не бьются, но нечто вновь вынуждает их глотать воздух. Неживые глаза вспыхивают сизым огнём.