На мгновение Лайну кажется, что снаружи стынет чья-то тень. Только теперь, вместо тишины, звучат шаги. Из-под двери струится тёплый желтоватый свет. С кухни доносится приглушённый свист чайника и запах свежих цитрусов. Элиот заглядывает в замочную скважину и видит, как у плиты суетится сестра: достаёт чашки, изучает ассортимент кофе и чая, одновременно с тем что-то нарезает.
— Тебе уже лучше? — спрашивает Анастази, откладывая нож. — Не будешь пытаться меня прогнать?
— Не буду, — неуверенно подтверждает близнец, садясь за стол. Парень наблюдает за тем, как блондинка ставит на столешницу вторую чашку и засыпает кофе. — Прости, я… Я не ожидал, что Шарлотты больше не будет.
— Понимаю, — кисло соглашается она и спешно меняет тему: — Мне сказали, что больница стала очагом Воздействия. Ты не знаешь… что там произошло? Ты был в больнице, а потом тебя… выпустили, да?
Девушка замирает, когда замечает поднимающуюся струйку дыма — Элиот поднимает пальцы с зажатой сигаретой и затягивается. Его руки дрожат. Прямо на стол падает пепел. Блондинка достаёт из кухонного шкафчика пепельницу и подаёт её брату.
— Спасибо, — неуверенно благодарит тот и, собравшись с мыслями, говорит: — Ну… моя версия событий тебе не понравится. Они все умерли, Зи. Все, кто был в больнице… их больше нет. Похоже, та история… Вот это то, что ты рассказала, ну, это правда. Похоже на подмену.
Внутри Анастази что-то разбивается, когда она слышит об этом. Она всеми силами пытается изобразить норму. Даже натягивает пресловутую улыбку. Та выглядит настолько фальшиво, что брюнет осекается. Только он хочет добавить что-то ещё, как сестра наконец говорит:
— Тебя они так и не привили? — это больше похоже на вопрос, нежели на утверждение. Элиот на всякий случай кивает. — Отлично. Я уже распечатала разрешение на выезд, и, в принципе мы без проблем покинем город. Как ты себя чувствуешь?
— Могло быть и хуже, — пожимает плечами Элиот. — Ну, в смысле, мне сделали перевязки, накачали апейроном по самые яйца и…
Когда к горлу подступает медовый ком, Элиот закашливается. Он отворачивается, силясь перебороть навязчивый приступ. Сестра подаёт ему мусорную корзину — тот в неё сплёвывает собравшиеся сгустки слизи.
— Тебе надо выбираться отсюда, — обращается к сестре он. — Через день-другой будет уже слишком поздно…
— Мы выберемся отсюда вместе, — твёрдо возражает та и смотрит на растерянность близнеца. Как он отводит взгляд, как хочет возмутиться, но не решается, — или вместе останемся. Так что — выбирать только тебе.
— Я не могу так, Зи. Здесь… здесь вся моя жизнь. Здесь было…
— Весьма изощрённый способ похоронить себя, — хмуро замечает вестница и вскидывает бровь. — Это не обсуждается, Эли. Либо вместе, либо никак.
Элиот недоверчиво щурится. Он бы и рад послать сестру с её благородством, но голова плохо варит. Время принимать таблетки. Плохая игра.
— И как мы это сделаем?
— Вечером последняя электричка: я уже взяла нам билеты, — похлопывая по внешнему карману сумки, отвечает она. — Успеем со второй волной.
— Звучит не очень.
— Чем тебя не устраивает электричка? Общественный транспорт не отменён… пока.
— А ты думаешь, мы единственные такие умные, кто попрётся на элке из города? Ну и типа да, я заражён. И типа не только я. Может, к тебе моя зараза и не прилипнет, но я не в ответе за других манифестантов и не могу гарантировать, чтоб кто-нибудь не пострадает из-за меня. Я не хочу рисковать.
— Я понимаю, но пока ты жив, ты не представляешь опасности. В принципе, ничего страшного не произойдёт, если мы просто попробуем, так? Сомневаюсь, что на вокзале откроется очаг.
— А ты точно вестница? — уточняет Элиот, нервно улыбаясь. — На вокзале безусловно откроется очаг.
Череда выстрелов оглушает Гейнсборо. Лайны подрываются к окну и выглядывают на улицу. Группа красморовцев отбивается от пограничных.
Немёртвая медсестра возглавляет наступающую орду. Берет её чернеет копотью крови, а униформа усеяна гвоздями. Следом за ней идёт обожжённый язычник. Сектант из Храма Восхождения, чья колоратка заменена петлёй: к другому концу верёвки привязан тяжёлый булыжник. Чуть в стороне от него плетётся бледная невеста в изорванном платье.
Последняя внезапно останавливается. Так, будто ощущает на себе чей-то взгляд. Размытое лицо поворачивается по направлению ко второму этажу. Точно тогда включается телевизор. Белый шум. Из хриплых динамиков тянется вкрадчивый шёпот: «Наступает наш Парад…»
Анастази вздрагивает. Протофон на её запястье начинает трещать. Динамики выдают сиплый писк. Блондинка спешно выключает устройство и смотрит на брата. Тот спрашивает не своим голосом:
— Почему их так много?
— Не смотри, — требует вестница и зашторивает окно прямо перед его носом. — Не привлекай их лишний раз. Они уже знают, что мы здесь, и нам очень повезёт, если их нынешняя цель куда привлекательнее наших тушек.
— Что? — напрягается Элиот и хмурится. — И что ты предлагаешь?
— Уговор, — требует она и протягивает руку. — Если со мной что-то случится, ты не станешь возвращаться обратно.
— А ты типа не отстанешь, если я не соглашусь? — догадывается парень, и блондинка кивает. — Ладно, будь по-твоему.
На улице оживлённее, чем в прошлые дни. Через пару часов выйдя из дома, близнецы видят несколько семей, раскладывающих пожитки по багажникам. Отлучённые от суматохи сборов дети играют в салки, в то время как взрослые тревожно обсуждают недавнее нападение андеров на красморовский патруль: отбиться последние смогли, но вопрос о безопасности ныне дорог остаётся открытым.
— А где труповозка? — от мыслей пробуждает недоумённый голос брата. Анастази только сейчас вспоминает, что пересела на «Фазорд». Элиот недоумённо смотрит на машину с российскими номерами. — Может, объяснишь?
— Фриц, он… он, в общем, не успел её отремонтировать… — едва замешкавшись, отвечает близняшка. Элиот понимающе кивает. — Один человек в каком-то смысле отдал мне свою, чтобы мы с тобой смогли уехать, но я как-то побоялась уезжать на чужой машине из города…
— В любом случае, это… это очень щедро, — потрясённо отмечает парень, — а кто этот человек? Тот твой друг что ли?
— Да-а, вроде того, — многозначительно произносит сестра. — Надеюсь, у него дела складываются не хуже наших…
Глава одиннадцатая. Неполный вдох
«Несмотря на то, что Красмор всячески порицает Чёрных Зорь за практику использования жертвенных огней, в прошлом организация сама не брезговала подобными методами.
Расцвет культуры жертвоприношений в среде красморовцев пришёлся на первую половину X столетия: незадолго до появления ВААРП-генераторов соты использовались в ритуальных целях — считалось, что принесённая в жертву человеческая жизнь усмирит гнев почивших и ещё не проснувшихся деми.
Однако сами ритуалы по современным меркам выполнялись гуманно. Жертв, за редким исключением, попросту усыпляли, после чего помещали в специальные капсулы до востребования. Среди сторонников подобного положения говорят, что люди шли на смерть добровольно»,
— О. Шайман, «Взлёты и падения Красмор».
Эпизод первый
Балтийская Республика: Линейная
мурмурационное отделение г. Линейная
12-30/994
Очаг Воздействия расширяется. Вспышки элегического манифеста были зафиксированы в пограничных городах Российской Империи, а также на юге Родополиса. В новостных сводках лишь статистические данные — ни слова о крушении «Снегиря» и «Канкане». Поражённые районы закрывают на карантин, а всякие упоминания об инцидентах подвергаются жёсткой цензуре.
Тем временем Линейная выходит из строя. Останавливается работа всех городских служб — продолжают функционировать лишь немногочисленные прототипы. Все агенты на выездах: крематоры ликвидируют последствия Воздействия в пригороде, а охотники разбираются с пострадавшими. Теперь на долю последних выпадает испытание, с которым справится не каждый красморовец: избавить тех, чей манифест дошёл до терминальной стадии, от мучений.