Однако английская разведка пока что не знала о стратегическом значении тяжелой воды. И Стюарт Мензис, понятно, об этом не знал. Вот почему завод фирмы "Норск Гидро" в городе Веморке не попал в зону особого внимания. До поры.
До отъезда в Харьков оставалось еще два дня. У Рославлева они были, разумеется, занятыми. Но один вечер все еще оставался свободным.
В жилище Булгаковых заголосил телефонный звонок. Трубку снял сам хозяин (он в тот момент находился рядом). Голос он узнал сразу.
— Михаил Афанасьевич? Добрый вечер, это инженер Александров вас беспокоит. Хотел бы к вам зайти и занести лекарства.
В этот момент писатель понял с ослепительной ясностью: не только в лекарствах дело.
А голос продолжил:
— Когда вам будет удобно? В семь? Отлично, приду. Со мной будет мой охранник. Уверяю, парень смирный. Тогда до встречи.
Реакция Елены Сергеевны приличествовала любой нормальной хозяйке дома:
— Я поставлю чайник так, чтобы был готов к семи. Уверена: наш гость будет пунктуален.
Разумеется, Булгакова оказалась права. Загадочный инженер появился ровненько в семь. Второго визитера хозяйка также узнала: тот самый военный, что приносил тогда лекарства. Отдать должное молодому человеку: тот скромно заявил о своем желании подождать в прихожей.
На первый взгляд Михаил Афанасьевич выглядел так же, как и в прошлый визит. Но уже на второй взгляд показалось, что писатель начал потихоньку сдавать. Слегка подросли мешки под глазами. Судя по чуть заметной неуверенности в движениях, и зрение ухудшилось. Впрочем, возраст…
— Сначала чай, — скомандовала Елена Сергеевна. Конечно же, гость достал из большой сумки шоколадные конфеты, но на этот раз не в коробке, а в пакетике.
В голове у Булгакова вполне сложился вероятный сценарий этой встречи. И проницательность не подвела.
Елена Сергеевна унесла использованную посуду, а гость извлек пакеты. В них оказались лекарства. Булгаков чуть заметно улыбнулся: как он и ожидал, инженер даже не стал спрашивать о самочувствии. Видимо, он знал о нем или догадался, хотя врачом, по его словам, не был.
— Порядок действий вам известен, — коротко и сухо сообщил он. — И тут выражение лица визитера переменилось. Булгаков поймал себя на том, что не может угадать, какие эмоции тот испытывал.
— Вот еще дело. Осмелюсь предположить, Михаил Афанасьевич, что ваша… та самая работа завершена.
Кивок.
— Рукопись имеется, надо полагать? Точнее, машинопись.
Еще кивок.
— Вы позволите глянуть?
Никто не осмелился противоречить. Елена Сергеевна принесла толстенную папку.
Инженер взял ее в руки, раскрыл и провел ладонью по первой странице, улыбнулся, открыл последнюю страницу и коротко на нее глянул.
— Да. "Пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат". Елена Сергеевна, вы знаете, что делать.
Рукопись вернулась в руки Булгаковой.
— Вы все еще в Большом театре, Михаил Афанасьевич?
— Да.
— А работаете?
Для постороннего вопрос прозвучал бы странно. Человек на должности в Большом — ясно, что он там работает. Но муж с женой прекрасно поняли неявный смысл вопроса.
— Пытаюсь по мере возможности. Танец, знаете ли… в нем скрыто многое.
Пауза.
— Да пребудет с вами сила.
И снова Булгаковы поняли не вполне очевидную фразу.
— Мне пора. Этих лекарств хватит до середины сорок первого.
В последней фразе также таился второй слой. Но на этот раз проницательность изменила Елене Сергеевне: она раскусила неоднозначность, но не смогла понять, в чем именно она состоит. А вот Михаил Афанасьевич подумал, что догадался.
Когда гости ушли, Булгаковы снова уселись рядом на тот же диван.
— Он кошек любит.
— ???
— Я заметила, как он гладил рукопись. Как любимого, очень пушистого кота.
Молчание.
— Мя-а-а-ау!!!
Удивляться этого заоконному воплю, право, не стоило. Все же время было почти весеннее.