Нет слов, "солдатский телеграф" работает столь же безотказно, сколь и быстро. Почему-то "лейтенантский телеграф" не пользуется такой же громкой славой, хотя заслуживает ее не меньше. Как бы то ни было, летный состав дивизии знал о прибытии Старого чуть ли не в тот самый час, когда он нарисовался в расположении части. Само собой, те, кто был лично знаком с методами свирепого инструктора не преминули поделиться опытом с условно-зелеными новичками:
— Говоришь, комдив вас гонял? Не смеши мои сапоги! Он только что ученик самого Старого, не к ночи тот будь помянут, и в части выдумок куда послабее будет.
— Такие злоехидные вводные дает?
— Если бы только вводные! Это ты не видел, как он разбирает полеты. Есть у Старого одна особенность…
— Это какая? — купился на нехитрую ловушку слушатель.
— Никогда — слышь, никогда! — он не вставлял пистон не по делу. Каждый раз глубоко обоснованно, — глубокая затяжка, — например: вот тут вы недовернули, и противник получил возможность уйти от вашей атаки переворотом через крыло, а там, хотя противника сбили, но открыли огонь слишком рано, израсходовав при этом сто двадцать три патрона, так что к концу боя пустым летали… всякое такое. Всем попадало, без исключений.
— Так что, и самому Рычагову?
— Товарищу генерал-лейтенанту первому и влетело, хотя задание у него было легче легкого: "коробочка" над аэродромом.
— Кончай пи… языком трепать. Серьезно спрашиваю.
— Серьезно отвечаю: да, простейшее задание, и наш-то его выполнил, но с ошибками, на которые тут же ему и указали.
— Да-а-а…
В данном случае курилка ошиблась в прогнозе. Старый и не подумал дрессировать летный состав на И-185 ("Другие инструкторы найдутся"), а вместо того истребители получили приказ ходить на заданной высоте плотным строем на сравнительно небольшой скорости, на этот строй налетал МиГ, условно поражал четыре цели, те получали приказ выходить из строя и валить на собственный аэродром, потом в атаку шел уже другой реактивный истребитель. Очень скоро те, кто изображал собой дивизию бомберов (а по количеству там такая и была), поняли, что их задача куда проще, чем у истребителей, если учесть то, что от последних требовалась жесточайшая отработанность маневров по времени. Один МиГ, произведя условный пуск ракет, мгновенно уходил на недоступной для самолетов противника скорости на вертикаль, и тут же на "бомбардировщиков" налетал сменщик. А потом шел безжалостный разбор, поскольку решительно все действия "мигарей" записывались на регистраторы — этим таинственным словом Старый обзывал крохотные коробочки, которые и вправду фиксировали все перемещения машины, как будто обладали не только глазами, но и абсолютной памятью.
Очень скоро коринженер счел, что атака плотного строя отработана в первом приближении (так он выразился), и принялся за любимое дело: начал усложнять вводные. Разыгрывались варианты атаки на истребительное прикрытие, поскольку его надо было выбить в первую очередь. Вот тут дело шло далеко не так просто. Неумолимые запоминающие приборы (а их на одну машину было несколько) указывали, что не столь уж редким событием был сбой наводки, и в результате "условно попадало" бомбардировщику вместо истребителя. Коринженер комментировал такие моменты глубокомысленными изречениями вроде: "Наши ракеты умные, конечно, но все же малость дуры". Впрочем, когда речь шла, например, о неверном выборе дистанции пуска, то в ход шли замечания типа: "Ракеты — они дуры, понятно, но вы, товарищ имярек, оказались еще глупее."
В один не очень прекрасный день… Позднее Рославлев корил себя, что, дескать, мог бы предвидеть, но…
Он шел по направлению к ангару, где предполагался разбор полетов. Его сопровождал дежурный охранник, это был лейтенант госбезопасности Джалилов. Их обогнал лейтенант, мимоходом козырнувший старшему по званию. Тот козырнул в ответ. Летчик негромко напевал нечто, показавшееся Рославлеву знакомым, но пока он вслушивался, прозвучало:
— Ми-и-и-и-р-р-р вашему дому!
— Товарищ лейтенант, назовитесь!!!
Джалилов никогда не слышал подобные интонации в голосе охраняемого. На мгновение мелькнула невероятная мысль: товарищ коринженер чем-то сильно испуган.
Летеха встал по стойке "смирно" и отрапортовал:
— Лейтенант Борис Гребенников!
Поистине, это был день галлюцинаций. Джалилову снова почудилось нечто. Оно состояло в том, что товарищ коринженер растерялся и не знал, что сказать. Впрочем, это ощущение пропало, поскольку последовала команда уже ему самому: