– Я в полном порядке! – Ричард нетерпеливо вырвал руку. – Я еще тебя провожу… Ты же у нас больной.
– В порядке, так вставай.
Робер исчез. Просто взял и куда-то делся. И неудивительно: комната заполнилась дымом, а может, это пар? Наверное, пар, иначе бы пахло.
– Где мы? – не понял Дик. – То есть мы едем или не едем?
– Мы идем есть угря. Вы любите угрей? – Валме все же поумнее Робера, хоть и спутался с Вороном, а теперь боится. А кто бы на его месте не боялся? Бедный Оскар… Он не послушал и не дожил до победы, но Валме никто не тронет!
– Марсель! – Дикон все же высвободил руку, но под ковер зачем-то подложили бочонок, и юноша чуть не упал. – Марсель… Вы только никому не говорите про Эрнани… И все будет хорошо… Я вам обещаю… Олларам все равно конец! Им отпущен один круг, и все! Что бы Ворон ни говорил… А Спруту маршалом не бывать… Придд – предатель… Я всегда это говорил… Он еще пожалеет… Никто не может предавать Раканов…
– Несомненно! – Порог оказался там, где ему было нечего делать, но Марсель подставил плечо… Он был сильным, этот щеголь, почти как Джереми…
– Мой друг! – Золотистый свет, что-то визжит, возится и скулит. – Мой дорогой герцог! Мы так за вас волновались…
– О да! Ваше похищение… Это было ужасно! – Марианна! Какая же она красивая… Настоящая Роза! Роза лета…
– Не переживайте, сударыня! – Черные глаза – это прекрасно, но небо должно быть голубым… Как глаза Катари…
– Где герцогу Окделлу будет удобней?
– У ваших ног, сударыня, – заверил Ричард и очутился между бароном и Иноходцем. Марианна сидела напротив, в вырезе ее платья алела роза. Это было… волнующе!
– Эвро! – Барон вскочил со своего места, и Дик от неожиданности пошатнулся. – Ну как ты можешь! Граф, ну скажите же!
Что-то с визгом шмыгнуло под стол, следом из золотистого сияния вынырнуло чудовище. Белое, слюнявое, гривастое.
– Готти! – закричал Валме. – Что ты себе позволяешь!
Внизу глухо заворчало, чудовище пропало из глаз, мелкой дрожью затрясся стол, огоньки свечей жалобно заметались. Сбоку что-то блеснуло, и Дик увидел лицо. Золотое лицо с пустыми черными глазами, оно смотрело на юношу и улыбалось…
Одна собака под столом – это полсобаки, сколь бы велика она ни была. Одна собака – это уют, обслюнявленный камзол, чавканье, мир и покой, но Котик и Эвро были вдвоем. Стол трясся, тоненько дребезжали бокалы, непристойно дрожало желе, а угри, казалось, решили воскреснуть.
– Дорогая, – барон изящно подхватил едва не упавший ножик, – не лучше ли мне вынести Эвро?
– Пожалуй. – Марианна приподняла скатерть и заглянула под гавкающий стол: – Эвро, ласточка, хочешь курочки?
Ласточка курочки хотела, как и Котик. Две башки – ушастая и безухая – высунулись одновременно, но Марианна была истинной женщиной – она обманула.
Поджидавший в засаде барон коварно подхватил левретку и повлек в будуар. Эвро взвыла, Котик бросился на помощь, стуча когтями по вощеному наборному паркету. Последнее обстоятельство оказалось роковым: поскользнувшийся волкодав пронесся мимо барона и впечатался в стену, на которой висела ненавистная Валме золотая маска. Та дрогнула и со звоном рухнула на взвывшего от неожиданности пса. Вопль бросившегося спасать древний ужас барона слился с визгом освободившейся Эвро и криками пьяного Окделла:
– Где кольцо?! – Повелитель Скал попытался вскочить, но тут же рухнул назад. – Где мое кольцо?
– Цела! – Барон прижимал спасенную рожу к желудку. – Господин граф, это немыслимо!
Марсель торопливо ухватил виновника за алый ошейник, красиво просвечивавший сквозь белоснежную блестящую шерсть. Эвро сварливо взвыла: она была светской дамой и не привыкла упускать мужчин. Котик в ответ лишь вздохнул.
– Укрепляй дух свой, – велел Марсель, выпихивая грешника в будуар, – а также плоть. Угря не получишь!
За дверью заскулили. Без угря обожравшийся Котик обошелся бы, но его тянуло к обществу. Непреодолимо.
– Она цела, мой друг! – Сияющий хозяин сунул Валме под нос злобную золотую морду. – Цела!
– И очень жаль. – Забитые черным матовым камнем глазницы глядели тупо и беспощадно. – Простить себе не могу, что ссудил вам деньги на эту мерзость!
– Это не мерзость. – Любитель древностей перевернул маску другой стороной. – В Академии мне сказали, что это символ двух из четырех ипостасей луны, а именно лик Полудня и обратный ему лик Полуночи. Первый светел, но позади его клубится тьма. Полночь черна, но несет в себе зерно света. Расцвет предвещает увядание, а смерть – предтеча жизни… Жаль, вторую пару так и не раскопали…