Пошли расселяться, пока солнце не село. У многих были электрические фонарики, да вот хоть и у меня, но батареек новых в Кротовых двориках не найти.
— Девки водят хороводы, а я сижу в кресле на террасе собственной усадьбы, пью молоко и читаю Канта, — сказал сокурсник.
— Из дворян? — спросил я.
— До семнадцатого — барон Шифферс, теперь просто Яша Шифферс, Но в бою, труде и на отдыхе предпочитаю коротко — барон.
Я представился.
— Со школы?
— Со школы.
— Молодец, брат Чижик. Ничего, что я сразу на «ты»? Мы на одном потоке. Однокурсники. Ну, а на брудершафт ещё выпьем. Не здесь, так в городе.
— А можно и здесь, — вмешался третий, Николай Васин. — У меня с собой есть.
— Поди, самогон? — сказал барон.
— Домашний!
— И тебе его домашние вот так дали?
— Ну, не дали, — смутился Васин, — сам сообразил. Вдруг простуда какая, или травма? В войну исключительно самогоном лечились, дед фельдшер, рассказывал. Лекарств-то в деревне никаких.
— Вот на случай простуды и прибереги. Во-первых, за нами следят, и чуть что — отчислят. У них план — за колхоз двух человек с курса отчислить, это точно. Строгость — мать порядка. Во-вторых, мы ж теперь студенты, братство, передовая часть передового общества, нам на нарах пить не с руки. В-третьих, с нами дамы.
— Где?
— Везде. В данном случае, в сорока шагах к юго-западу. А у нас даже крымской шипучки нет.
— Какой шипучки?
— Советского шампанского, Абрау-Дюрсо.
— А ты что, французское только пьешь?
— Я, брат, никакого не пью. Нас у матери четверо, отец ещё в шестьдесят пятом умер. Каждую копейку считаем, и говорю не для красоты слова — каждую. Так что не до шампанского. Вот вернемся в город, устроюсь на «Скорую»…
— Кем устроишься? — спрашивал дотошный Васин.
— Водителем. Я в армии не груши околачивал, могу с закрытыми глазами что «газик» прооперировать, что «волгу». Разобрать, что нужно — поменять, и собрать снова, но уже лучше прежнего будет.
— А ну покажи ладони! — сказал Васин.
Барон показал.
— Годятся, — он поставил рядом свои. — Чувствуется брат-пролетарий, — и он посмотрел на меня.
— Я не рабочий, отнюдь. И не крестьянин. Хотел бы стать рабочим — пошёл бы на завод. Крестьянином — в совхоз какой-нибудь, их много, совхозов-то. А раз поступил в мединститут, значит, буду пролетарием умственного труда. Интеллигенцией то есть.
— Интеллигенция — не пролетарий. Пролетарии у нас гегемон, а интеллигенция — просто прокладка, — Васину, видно, хотелось поговорить. Может, просто, а может, со значением.
— Прокладка между прошлым и будущим, — согласился я. — Ты, товарищ Васин, ведь тоже в прокладки идешь, от корней отрываешься. Почему не хочешь в колхозники или рабочие?
— Ну, не всё ж белоручкам докторами становиться. Я вот выучусь на хирурга и вернусь в родную Жуковку людей лечить, там как раз новую больницу начали строить. Ты ведь в Жуковку не поедешь?
— Это как сложится. Может, и поеду. Партия прикажет, комсомол ответит «есть!»
— Хоть и поедешь, так через три года уедешь. У нас в Жуковке приезжие не приживаются.
— Что так?
— Асфальтов у нас мало. Ну совсем нет. Опять же на двор ходить непривычны.
— Ну так и асфальт, и водопровод с канализацией дело наживное. Наживёте, люди к вам и потянутся.
— Ага. Вот сейчас прямо начну наживать.
— Охота вам попусту спорить, — сказал барон. — Ещё наспоримся. Шесть лет впереди.
— Да это не спор. Просто обмен мнениями, — ответил Васин.
Тут стали подходит и остальные. Устраиваться, знакомиться и коллективно ужинать. Хлеб, сало, домашние котлеты — всё на общий стол. Стол у нас был мировой, фанерный щит «Служу Отечеству» с румяным солдатиком в парадной форме. От военных остался. Мы его приспособили кое-как.
Сытому и спится слаще. Даже на голых нарах.
Утром с непривычки чувствовал себя странно. Тело ломило. И опять снились кошмары. Они мне часто снятся.
Завтрак, теперь уже общеотрядный, подкрашеный кипяток, ломоть серого хлеба и кубик маргарина.
— Ничего, обед будет с картошкой, — подбадривали мы себя. — Трудности закаляют.
На день-другой домашних запасов хватит. А сколько в поле картошки — увидим.
Поле оказалось неблизко. Четыре версты. В один конец.
Подъехал тракторист на «беларуси» с прицепом. Вот в этот прицеп и залезли те, кто посмелее. Человек двадцать. Стоя. А остальные пешком. Трактор доедет до поля, высадит, вернется за идущими, заберет следующую партию. А потом и третью.
Я в прицеп не полез. Подошел к Землицину.