Юси налился чаем наконец и буркнул, отвечая на заинтересованный взгляд Поду:
— Там Алю Яр с Енисейской стороны со своим стадом стоит. Мое тоже караулит.
— Чего сюда-то пришел? — изумился Поду.
— Твою сестру замуж брать хочет, — бухнул Юси.
— Меня? — откликнулась средних лет миловидная женщина, сидящая с шитьем на гостевой половине.
— Тебя, — сумрачно подтвердил Юси.
Татьяна тут же забрала шитье и пошла из чума. Хоть в этом обряд был соблюден. Невеста немедленно высылалась из чума, в который приходили сваты. Как истолковать ее поведение в данном случае, было не ясно. С одной стороны, уйдя, Татьяна демонстрировала то, что она позволяет рассматривать себя как невесту. Значит, отчасти дело было на мази. Но это, если следовать старинным канонам. А если вполне современная Татьяна этим демонстрировала свое нежелание даже слушать о сватовстве, как теперешние женщины?
Юси был явно в неведении. Растерян был и Поду. Только его парни веселились. Они подмигивали друг другу и пересмеивались.
— Не знаю, что и сказать, — наконец заявил Поду.
— Может, самого сюда прислать? — нерешительно предложил Юси.
— Вот-вот, — обрадовался Поду. — Пускай сам приходит… Однако, чего немолодой человек будет стадо караулить, если парни на стойбище есть, — добавил он, спохватываясь. Видно, соблюдение приличий и ему было необходимо… — Парни, — обратился он к сыновьям, — к стаду идите. Его караульте. Алю пускай сюда идет.
Меньше чем через час явился Алю. Он ввалился в чум Поду и принялся за чай в глубоком молчании. Чум Поду напоминал ковчег. Теперь к его собственным собакам прибавились еще юсины и паннины песики. Кроме Поду с супругой и тремя малолетними сыновьями, братьями парней, которые караулили стадо, здесь сидели Алю, мы с Геннадием Емельяновичем и Юси с Панной.
Алю ел да ел, не останавливаясь, а все молчали. Первым не выдержал Юси:
— Вот сказал я, что жениться. хочешь, — признался он Алю.
Тот продолжал молча есть.
— Лучше сам у Татьяны спрашивай, — поддержал Юси хозяев. Только тогда Алю поднял глаза на свата:
— Тогда зачем мне сват нужен?
— Не нужен, правда, — с облегчением торопливо подтвердил Юси. Видно, роль свата при всей ее почетности его тяготила.
— Тогда женщину зовите, — распорядился жених.
— Эй, сестра! — позвал Поду. Сильно кричать-то не надо было. Сквозь нюки и так все слышно на стойбище.
Мне показалось, что звать-то и совсем не надо было. По-моему Татьяна и так все слышала сама и была готова прийти. Уж очень быстро она появилась.
— Зачем звал? — спросила она, пролезая под полог.
Женщина всегда остается женщиной. Но тут вспылил правдивый Юси: видно, нервы его поизрасходовались за время сватовства:
— Чего спрашиваешь, если сама все знаешь?
Невеста потупилась.
— Вот скажи ему, — Поду кивнул в сторону Алю, — пойдешь за него или нет.
— Надо подумать, — рассудительно заявила Татьяна.
— Конечно! Всегда думать надо! — восторженно воскликнул Алю и восхищенно уставился на невесту.
— Потом скажу, — решила она, благосклонно глядя на искателя своей руки.
Вечер на этом и закончился. Мы стали задремывать, и хозяева объявили отбой. Все-таки удивительный народ в тундре. Представьте себе, что часу в четвертом утра к вам вваливается полдесятка гостей. А у вас вдобавок ко всему еще и дети спят маленькие. Сложная ситуация, не правда ли? Для тундровиков же такое происшествие вроде праздника. Гости приехали — значит, праздник. Время не имеет значения.
Алю ночевал в другом чуме, где была и Татьяна. Наутро, казалось, вопрос о их женитьбе был решен. Алю уже щеголял в каких-то новых кисах, которые постоянно горделиво поглаживал.
— Давай теперь выкуп бери, оленей бери, — заявил он Поду во время завтрака.
— Давай сколько-нибудь, — рассеянно отозвался Поду.
— Давай говори, — настаивал Алю.
— Потом говорить будем, — решил Поду, — Я сейчас с Юси в Гыду своих оленей погоню на забойку сдавать. После говорить будем, когда оттуда вернемся.
— Оленей сдавать пойдешь? — внимательно переспросил Алю и задумался на короткое время… — Моих тогда всех бери за выкуп.
— Зачем столько брать буду? — возмутился Поду.
— Бери, бери, — настаивал Алю, — Всех бери, на забойку сдавай.
— Зачем мне двести оленей брать! — даже плюнул с досады наш хозяин, — Что люди потом говорить будут?
— Пускай говорят, все равно бери, — торжествовал Алю. — Как не возьмешь, если жених сам столько дает?
Это был рассчитанный удар. Действительно, жених через своего представителя мог поторговаться о размерах калыма. Но родич, отдающий женщину замуж, не мог ведь настаивать на меньшем выкупе: это было бы явным оскорблением невесты. Как это так — за нее требуют меньше, чем дают? Алю все правильно рассчитал.
— Значит, сам оленей на забойку не погонишь? — ехидно осведомился Поду.
— Чего мне гнать, если все за выкуп отдал? — невинным тоном ответил Алю.
Тут с досады плюнул и Юси. Хитрющий Алю всем умудрился хлопот доставить. Он теперь и пальцем не пошевелит, чтобы выловить свои две сотни из его стада: не его имущество. Ему даже и неприлично вмешиваться в отбивку оленей для выкупа. Этим должен заниматься сват — Юси. И гнать оленей он не собирался. Собирался хороводиться на стойбище со своей Татьяной да ждать, когда Поду приедет с деньгами и всем необходимым для свадьбы.
Стадо погнали Юси, Панна, Поду, Гена и я. Потянулись дни среди оленей, вдали от теплых чумов и от тех мест, где можно смешать своих оленей с чужими.
5
Расстанемся с некоторыми иллюзиями.
Очень часто приходится слышать о необычайной способности тундровиков ориентироваться в своей холодной, однообразной земле в любую погоду. Это неправильно. Не все тундровые жители являются выдающимися штурманами. Сами ненцы делят людей на тех, кто «землю-знает», и тех, у кого «землю видеть ума нет». Чтобы свободно ездить по тундре, надо прежде всего обладать огромной памятью и особым чутьем. Топографы могут объяснить это лучше меня — способность запоминать рельеф и представлять мысленно места, которые сам не видел, но слыхал о них. Квалифицированный геодезист, увидев только фрагмент рельефа, может довольно точно реконструировать остальную часть, руководствуясь знанием закономерностей строения поверхности нашей планеты. Точно так же отдельные талантливые каюры по небольшой детали подробнейшим образом воображают ту часть пути, которая следует за ней и которую предстоит преодолеть. Истинный проводник, который в обычной жизни водит своих оленей по определенному маршруту, водит всех людей своего стойбища, — обычно или сам бывал в этих местах, или подробно расспрашивал о них знатоков. Для него нет ночи, плохой погоды и всего прочего, что заставляет сбиваться с пути бесталанных. Воображение его всемогуще. Но таких людей очень мало. Я расспросил пятьдесят человек о их способности ориентироваться. Спрашивал по определенной методе. Грубо ее можно свести к двум позициям: оценка собственных возможностей и мнение других людей о способностях этого человека. Картина получилась поразительная. Абсолютно надежными проводниками оказались только восемь процентов мужчин. Средние способности признавались приблизительно за десятью процентами. Итого восемнадцать процентов штурманов, которые заслуживают доверия. Остальные — ведомые.
Как в тундре «кружат» — сбиваются с пути, — рассказывают многие. Из-за этого «кружанья» и погибают те, которым не повезло с каюром. Гибнут всегда нелепо. И в этой нелепости есть своя закономерность, неумолимая северная закономерность: Север сам себе делает жертвоприношения.