– Они вышли из гавани! – вполголоса воскликнул игемон, начальник нынешней стражи. – Полная готовность!
Заранее отданным приказом Феофан запретил в этом случае шуметь, поэтому звуком трубы никаких знаков не подавали. Мандаторы-вестники побежали по двум палубам; во тьме слышали негромкие свистки. Один за другим гасли фонари вдоль борта и возле надстройки. Хеландия пряталась, скрывалась под одеялом тьмы, чтобы ждать врага в засаде.
Феофан отошел назад на корму, к военному кресту, что так выручил во время первой битвы этого лета. Он сам был хищником, сторожащим добычу, но сердце стучало так сильно, будто охота велась на него.
Хельги напряженно вглядывался во тьму впереди. Лодья шла вслепую; Агнер, кормчий, держал путь по звездам и последним отблескам огней на царьградских стенах. А те уже так отдалились, что их едва удавалось разглядеть.
Кто-то быстро постучал Хельги по плечу; оглянувшись, он увидел Раннульва. Тот показывал куда-то назад.
– Что?
– Там был вроде знак – горящая стрела. Видно, со стены пустили, сюда, в сторону пролива.
– Нас приметили?
– Скорее поняли, что в нашем стане пусто.
– Тише!
Хельги ясно расслышал в стороне негромкий свист – настолько близко, что даже шум ветра его не заглушил. Хеландия, невидимая в темноте, была рядом! Даже чуть позади – они уже прошли ее! Осознав это, Хельги ощутил вспышку ликования, но тут же плеснула холодом мысль – впереди могут быть другие. Если сейчас хеландии стоят, как в начале лета, в три ряда по три-четыре, перегораживая пролив с таким расчетом, чтобы не оставить промежутков для прохода, то значит… Это значит, что, пройдя мимо одной хеландии, его скутар правит прямехонько в нос другой. На жерло огнеметного сифона.
И в тот же миг, будто желая подтвердить его правоту, луна проглянула меж туч. Поверхность моря осветилась, и прямо перед собой, шагах в тридцати, Хельги увидел черную громаду хеландии.
– Навались!
Попутный ветер дул от скутара к хеландии: на то и был расчет, и Хельги знал – в таком положении палить из огнемета не будут.
Оттуда тоже донеслись крики: от неожиданности, увидев врага прямо перед носом, ромеи не сдержались. Скифы, будто дьявольской силой перенесенные, очутились здесь одновременно с сигналом об их выходе из гавани!
Кто же мог знать заранее, что они обманут наблюдателей и те обнаружат их уход из долины с большим опозданием?
Со всех сторон между берегами пролива слышались крики: противники обнаружили друг друга, и ближе, чем ожидали.
Агнер переложил руль, чтобы обойти хеландию.
И в этот миг по глазам ударила ослепительная во тьме пламенная вспышка.
Стало видно с десяток скутаров поблизости – Хельги успел отметить, что идут они в одну сторону, но очень неровно, – и еще две хеландии: одна впереди справа, другая уже позади слева. Часть горючей смеси упала на воду и теперь горела там; скутар Хельги шел вдоль этой пламенной дорожки из носимых волнами чадящих пятен. Хирдманы отчаянно налегали на весла, стараясь не въехать в какое-то из них. Скутар не горел – пламенная струя до него не долетела. Но что-то горело, хищное темное пламя бушевало где-то впереди, оттуда слышались неистовые крики.
Кричали на греческом языке. Но не сразу – лишь через несколько бесконечно долгих мгновений – Хельги сообразил: горит сама хеландия.
Никто не понял, почему так случилось. Не то среди криков сифонатору послышался приказ дать залп, то ли он сделал это просто от неожиданности, внезапно увидев врага на расстоянии выстрела. Недостаточно опытный, он выпалил, совсем забыв о ветре. Спросить его об этой незадаче уже не удалось: когда порыв встречного ветра бросил часть горящей смеси назад на хеландию, она накрыла и самого стрелка. Оказавшись в плену огня, тот, как и многие до него, безотчетно бросился в воду. И больше его никто не видел: как и все хеландарии, одетый в клибанион, он пошел ко дну камнем.
Однако свое дьявольское дело его почти невольный выстрел успел сделать. Завидев, что на хеландии Артемия начали палить, другие кентархи поняли это как знак всем открывать огонь. Кентархи меры подобрались разной опытности, но никто из них ранее не сражался ночью. Сейчас, при внезапном начале битвы во тьме, мало кто смог сообразить, какого именно сигнала им надлежало ждать. Все понимали, что подать знак цветными камелавкиями[18] во тьме нельзя, а трубить стратиг Феофан запретил. Да и как мандатор на караве [19] доберется до них в темноте, скользя между скифскими лодками? В неразберихе почти все кентархи, кто видел перед собой черные тени вражеских судов, приказали сифонаторам стрелять.