– Перед нами чрезвычайно странный случай, сеньор…
– Ардевол, – без промедления отчеканил пациент в надежде, что она поглядит на конверт, осознает свою ошибку и дружески с ним распрощается. – Агусти Ардевол, – уточнил он.
Однако это не помогло: в руках у врача оказался конверт, на котором четко и ясно значилось «Агусти Ардевол», она достала из него какие-то бумаги, пробежалась по ним глазами, и ему стало ясно, что эта женщина перечитывала их уже в тридцатый раз. Бедняга стал думать о том, как Сержи останется сиротой, без отца и без матери… И о Карле, хотя с болью понимал, что его смерть ее не слишком огорчит… И об Амадеу, который возьмет на себя все хлопоты, как человек немногословный и здравомыслящий… Как он любил своих детей! А говорил им об этом, кажется, очень редко. Видимо, не было у него привычки с ними откровенничать, однако он всем сердцем их любил. Видя, что врач все еще колеблется, не в силах терпеть, на грани истерики, несчастный вскричал:
– Доктор, говорите же, не томите! Сколько лет мне осталось жить? – И, видя, что та молчит, беспощадно, но мужественно поправил себя: – Сколько месяцев?
– Простите, я не совсем вас поняла.
– Как же, я думал… – Тут Агусти немного растерялся. – Тогда что со мной?
– Нет-нет… Ничего страшного, сеньор Ардевол, не стоит волноваться, хорошо? – ответила врач, снимая очки. – Вы практически здоровы.
Агусти откинулся назад, на спинку стула, вне себя от ужаса. То ли она решила над ним поиздеваться, то ли вместо нескольких лет, месяцев, дней ему оставалось жить всего несколько часов и медики решили, что лучше ему сойти в могилу в блаженном неведении… Эулалия, любовь моя… Если за гробом хоть что-нибудь есть, хотя, конечно, ничего там нет, скоро мы встретимся там. До той поры я черпаю силы в воспоминаниях о твоей любви, а то давно бы умер от разрыва сердца. Дети мои, ваш отец сделает все возможное, чтобы достойно прожить последние минуты, чтобы не померкла память о том, что я был таким же прекрасным человеком, как мама. Дети мои, я люблю вас.
Вдруг до него донесся голос терапевта; женщина простыми словами объясняла ему, чтó было обнаружено в результате бесконечных анализов: тут все в порядке, там все в порядке; прочла ему достаточно суровую нотацию касательно трансаминаз, об опасности плохого холестерина, о необходимости вести умеренный образ жизни, меньше курить и пить, есть овощи в большом количестве, и тогда он перебил ее и из глубин отчаяния взмолился:
– Значит, я не умираю?
Вместо ответа врач задала другой вопрос, как будто отбивая мяч теннисной ракеткой:
– Скажите, у вас есть жена и дети?
– Дело в том… – Ему впервые приходилось об этом говорить, и для начала пришлось набрать воздуха. – Моя супруга скончалась позавчера. От инсульта. – И, как бы извиняясь, он добавил: – Сегодня мы ее похоронили.
– Вот так штука… – Она сняла очки. – Примите мои соболезнования.
– Спасибо.
– У вас трое детей, не правда ли?
Сколько же раз она снимала эти очки, подумал Агусти, а между тем отвечал, да, у меня трое детей; я вообще не помню, чтобы врач их надевала, такое ощущение, что у нее в запасе тридцать или сорок пар очков, на случай если нужно будет сообщить что-нибудь важное. Вот и сейчас женщина опять сняла очки и пристально всмотрелась голубыми глазами в лицо недоверчиво уставившегося на нее Агусти.
– Дело в том, что… Трудно в это поверить, но результаты анализов… – продолжала она, размахивая одной из бумаг, – не оставляют сомнений.
– Послушайте, доктор… – Тут он собрался с силами, чтобы прийти в себя, и решил немного разрядить обстановку. – По правде вам сказать, раз уж я не умираю… говорите мне что хотите, больше мне нечего бояться, с любым известием я справлюсь без труда.
Врач поглядела на него, как будто сомневаясь, не слишком ли расхрабрился пациент. Потом вздохнула, взглянула на часы, висевшие на стене позади Агусти, и решила больше не тянуть.
– Как я вам уже говорила, – женщина выпустила из рук бумагу, чтобы та плавно приземлилась на стол прямо перед ним, сняла очки, да, снова их сняла, и, пристально глядя на него, сказала, у нас не остается ни малейших сомнений, что результатом осложнения… с тех пор как вы переболели паротитом… в тяжелой форме… Тут врач снова взяла лист в руки, и Агусти наконец заметил, что, перед тем как читать, она надевает очки, – …когда вам было… пятнадцать лет, стало бесплодие.
Не зная, куда себя девать от неловкости, врач сняла очки и положила их на стол. Звук отозвался в ушах Агусти, как стук кайла по каменной плите на могиле Эулалии. Он раскрыл рот и подумал… И ничего не смог подумать, потому что настало время смириться с тем, что не одна только смерть, но и вновь дарованная жизнь может оказаться немыслимо жестокой.