Это были самые прекрасные слова, которые ему доводилось слышать за всю жизнь.
Не глядя ей в лицо, Томас тяжело опустился на чугунное сиденье и взглянул на плавающих на пруду уток.
Несколько минут прошло в молчании, Томас с Мадлен сидели рядышком. Он чувствовал тепло ее тела, отметил про себя, как желтый цвет ее платья, подол которого касался его ноги, выгодно оттеняет темно-синий цвет его повседневного костюма. Но самым приятным было то, что впервые за шесть лет, прошедших со времени приключившегося с ним несчастья, он почувствовал, как на душу его снизошли мир и покой.
– Я все еще на тебя сержусь, – решительно проговорила Мадлен, прервав его мысли.
Томас глубоко вздохнул и ответил:
– Я знаю.
Еще минута прошла в молчании. Наконец Мадлен прошептала:
– Что мы будем делать?
– А чего бы тебе хотелось?
Он почувствовал наконец, что она смотрит на него, и решительно повернулся к ней лицом. В ее бездонных глазах стояли тревога и отчаянное желание, чтобы все было хорошо. Томас едва сдержался, чтобы не обнять ее и поцелуем рассеять все се страхи. Пока еще для этого слишком рано.
– Я не могу выйти за тебя замуж, – тихо проговорила Мадлен.
– Почему? – с замиранием сердца прошептал Томас. Покачав головой, Мадлен опустила глаза и, заметив на рукаве сюртука ниточку, сняла ее и сказала:
– Ты же граф, Томас. Граф! Если бы я вышла за тебя замуж, я бы стала графиней. А какая из меня графиня...
– Как это какая! – воскликнул Томас. – Да никому лучше не подойдет этот титул, чем тебе, Мадлен!
Его горячность смутила Мадлен. Она рассеянно затеребила бледно-желтое кружево на платье и опустила глаза.
– Надо мной будут смеяться. Я ведь француженка, а чтобы носить английский титул...
Как ни обоснованны были страхи Мадлен, для Томаса они ничего не значили.
Вздохнув, он перевел взгляд на пруд и проговорил:
– Мадлен, если ты выйдешь за меня замуж, ты будешь не какая-то абстрактная графиня, а моя жена, моя графиня, и не важно, что подумают люди. Откровенно говоря, мне даже приятно будет видеть, как, например, Пенелопа Беннингтон-Джонс будет приседать перед тобой в реверансе. Эта картинка лишь укрепит мою уверенность в том, что во вселенной все в порядке. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Хочу, чтобы мы с тобой были счастливы. Ничего большего я в жизни не хотел. – Томас посмотрел в полные слез глаза Мадлен. – Я люблю тебя, – страстно прошептал он, касаясь ладонью ее влажной щеки. – Я любил тебя так долго, что уже не помню то время, когда жил без любви к тебе. Так будет и впредь. И поскольку я так сильно тебя люблю, мне хочется сделать все, чтобы быть с тобой. Если не хочешь становиться английской графиней, я передам свой титул сыну с самыми наилучшими пожеланиями, а сам проживу до глубокой старости с тобой во Франции. Или в Америке. Или, скажем, в Турции. У меня есть деньги, Мадлен. Единственное, чего мне хочется, это быть с тобой, говорить с тобой, играть с тобой в шахматы и любить тебя всю свою жизнь. Все остальное не имеет значения.
– У меня будет от тебя ребенок, Томас.
Томасу потребовалось некоторое время, чтобы сказанное до него дошло, и когда наконец это случилось, он едва не расплакался перед Мадлен. Он смотрел на нее во все глаза, сердце стучало в груди как бешеное, в горле пересохло.
– Ты хочешь его? – прошептал он, зная, что, если она скажет «нет», это причинит ему острую боль, и в то же время понимая, что должен спросить. Должен знать правду.
Мадлен ласково ему улыбнулась сквозь слезы. Губы ее дрожали. Поцеловав его в ладонь и прямо глядя ему в глаза, она проговорила:
– Как я могу не хотеть и не любить его, если его подарил мне ты? Я чувствовала, что ты меня любишь, когда мы зачали этого ребенка. И даже если бы ты сегодня не приехал и не приехал вообще никогда, я бы всегда его нежно любила и бережно растила.
Томас был не в силах вымолвить ни слова. Он терял остатки самообладания. Мадлен прикоснулась к руке Томаса, которую он по-прежнему не отрывал от ее щеки.
– Я люблю тебя, – прошептала она. – Я знала это еще до того, как уехала из Уинтер-Гарден, но не знала почему. Мне потребовалось прожить без тебя все эти долгие недели, чтобы наконец понять, что я полюбила тебя не только за твою чуткую душу, ум и красоту, но и за то, что ты любишь меня. – В глазах ее вспыхнул огонь. – Еще никто и никогда не любил меня просто так, без причины, Томас, не принимал меня такой, какая я есть. А ты это сделал, и я ощущала твою любовь все время, пока находилась с тобой. И я не хочу лишиться этой любви.
О подобном признании Томас и мечтать не смел. Обняв Мадлен, он крепко прижал ее к своей груди, и она прильнула к нему. Солнце играло в ее волосах, пахнувших свежестью, и запах этот пробудил в его душе сладостные воспоминания и наполнил ее радостными, счастливыми надеждами.
– Я купил коттедж «Хоуп», Мэдди, – прошептал Томас, касаясь губами ее виска.
– Я так рада, – прошептала Мадлен в ответ. Несколько секунд спустя он пояснил:
– Знаешь, я не потому не хотел пускать тебя в туннель дома барона Ротбери, что считаю некомпетентной в нашем деле. Я не хотел, чтобы нас с тобой считали причастными к его аресту. Мне не хотелось, чтобы жители деревни узнали, что мы с тобой работаем на английское правительство, потому что я рассчитывал, что мы будем продолжать нашу деятельность, живя в Уинтер-Гарден долгие-долгие годы, в том самом маленьком коттедже, где ты в меня влюбилась. Мы бы играли с тобой в шахматы, занимались любовью на стареньком коричневом коврике перед камином, сидели на скамейке у озера, любуясь закатом.