— Это будет Коркодил, — сказал Ёлкин-старший.
Матюша засмеялся тому, как забавно отец исковеркал хорошо знакомое слово.
— И ничего смешного, — произнёс Ёлкин. — Вот если бы ты читал побольше книжек, а не играл всё время на компьютере, то знал бы, что на Руси водились страшные речные ящеры, которых называли коркодилами. Знаешь, что было написано в старинном азбуковнике?
— Неа, — ответил Матюша.
— «Коркодил — зверь водный, егда имать человека ясти, плачет и рыдает, а ясти не перестает».
— Ничего себе, — сказал Матюша и уважительно посмотрел на отца. Тот всегда ему рассказывал что-то новое и удивительное. Память на всякие чудесности у Ивана Ивановича была прямо-таки фантастическая.
— Да-да, — обрадовался Ёлкин. — Это прямо как стихи. А вот ещё: «В лето 7090 изодыша коркодилы лютии звери из реки и путь затвориша; людей много поядоша. И ухосашася людие и молиша Бога по всей земле».
Затем Иван Иванович отправился домой за картофелинами, из которых хотел сделать глаза, а когда вернулся — не нашёл сына. Картофелины выпали из его рук. Он пробежался по периметру двора, заглянул в соседний, вернулся домой, но Матюши нигде не было. Выскочил на улицу, разгорячённый и растерянный и увидел разноцветный фургон мороженщика у крайнего подъезда. Подбежав к ряженому в Деда Мороза продавцу, хрипло спросил:
— Мальчонку не видали? Девять лет, в красном пуховике?
Мороженщик отрицательно помотал головой, что-то невнятно пробурчав. В следующие два часа Иван Иванович обзвонил школьных друзей сына, пять раз обежал соседние дворы, расспрашивая всех, кого встречал на пути, но вернулся обратно ни с чем. Матюша как в замёрзшую воду канул. Ёлкин снова достал телефон и набрал номер Муравского — давнего своего знакомца, работавшего в полиции.
— Николай Михалыч, — сказал он, не здороваясь, — Ёлкин это, помните?
Глава 2, в которой неизвестно куда пропадают дети
Ёлкина Муравский, разумеется, помнил, хоть и смутно — со времени их последней встречи утекло немало воды. Попробуй забыть столь колоритного персонажа на фоне пьяниц, бомжей, скандалистов да ершащихся подростков с зарёванными мамашами — типичных клиентов участкового оперуполномоченного. Семь лет прошло, как этот бородач очумело, словно медведь-шатун, ввалился в районный отдел милиции с висящим на руке малышом, требуя, чтобы все силы органов правопорядка были незамедлительно брошены на поиски его пропавшей без вести жены. Ёлкин был уверен, что жену похитили если не гастролёры-цыгане, то мафия, а если не мафия, то сбежавший из мест заключения рецидивист. Но Муравский-то знал, что у него на участке подобных происшествий не случается, да и вообще цыганский табор в их края давно не наведывался, тюрьмы в городе не было вовсе, а мафией в народе называли рыночных торговок — преимущественно деревенских старух. Зачем, спрашивается, бабушкам воровать жену Ёлкина? Так он Ёлкину и сказал тогда, успокаивая — неприятно, но что поделать, бывает, баба молодая, в соку, погуляет, подурит да найдётся. Не зелёные же человечки её увели. Как вскоре выяснилось, Муравский был прав: жену Ёлкина никто не крал — сама сбежала, бросив мужа с малышом… Впоследствии Муравский встречал Ёлкина в адресном столе — тот заходил оформлять бумаги, чтоб поменять ребёнку имя. Как его? Нет, вот имени пацана Муравский не помнил, а самого Ёлкина, конечно же, не забыл. Но в данный момент тот подвернулся совершенно не вовремя.
В районе за последние три дня случился ряд чрезвычайных происшествий, очень страшных и тревожных, которых и быть-то не могло, потому что никогда ничего подобного у них прежде и не было. Ведь любой шалопай-разгильдяй знал — у Муравского не забалуешь. Но прям сон дурной — стали вдруг ни с того, ни с сего пропадать дети. Новый Год на носу, у всех на уме праздники, ёлки, гирлянды, хлопушки, конфетти, бенгальские огни. А коридор возле приёмной начальника полиции забит мамами-папами, бабушками-дедушками и прочей роднёй, и все хлюпают носами, у всех глаза на мокром месте, и они надеются на него, на Муравского, что он как фокусник вдруг взмахнёт волшебной палочкой, и их любимые чада окажутся прямо перед ними.
Муравский прямо растерялся. Ни цыган, ни сбежавших из тюрьмы разбойников, ни заграничной мафии у них в городе как семь лет назад не было, так и до сих пор ими не обзавелись. Искать пропавших посреди зимы детей — это тебе не дознаваться, кто первым устроил семейную ссору или разбил лампочку на лестнице.