Сколь вас молилось в приделах багряных,
Не упомянешь числом.
Храма горячего рваные раны
Стянуты горьким стеклом.
Где ты, Расея моя, Мангазея?!
Радость, голубка моя!
Только воспомни, рыдая, косея,
Жемчуг былого житья…
Крашеным красным яйцом на ладони
Пасха, как сердце, горит!
Рыжие, зимние, дымные кони…
Плачет гитара навзрыд…
Крошево птиц – в рукаве синя-неба…
Семечки в грубых мешках!
Хлеб куполов! Мы пекли эти хлебы.
Мы – как детей – на руках
Их пронесли!
А изящный сей город
То нам – германский клинок,
То – дождь Ла-Манша посыплет за ворот:
Сорван погон, белый китель распорот,
Господи, – всяк одинок!
Ах, витражи глаз лучистых и узких,
Щек молодых витражи –
Руки в морщинах, да булок французских
На – с голодухи! – держи!
Встаньте во фрунт. Кружевная столица,
Ты по-французски молчи.
Нежною радугой русские лица
Светятся в галльской ночи.
В ультрамарине, в сиене и в саже,
В копоти топок, в аду
Песьих поденок, в метельном плюмаже,
Лунного Храма в виду!
Всех обниму я слепыми глазами.
Всем – на полночном ветру –
Вымою ноги нагие – слезами,
Платом пурги оботру.
ГОРЯЧАЯ КАРТОШКА
Пока ты зеваешь, соля щепотью рот,
Пока слепнями на снегу жужжит народ,
Пока на помидорину Солнца жмуришься,
Кобыла, дура, дурища, дурища,
Пока безрукий водовоз свистит в свисток,
Пока тощий пес глядит себе промеж ног,
Пока грохочут булыжники-облака,
Пока держит револьвер у виска
Девчонка в мерлушке – играет, поди,
В рулетку!.. – на ней жемчугами – дожди,
На ней чернью-сканью снега висят,
У ней, как у зайца, глаза косят;
Пока… – над картошкой – пар-малахай… –
И закричу: не стреляй!.. –
не стреляй!.. – не-стре-…
…ляй!..
…и она выстрелит – и я картошку схвачу
В голые кулаки,
как желтую свечу,
Стащу у торговки с мышиного лотка, –
Принцесса, не промазала нежная рука!
Вы все прозевали
Царство, Год и Час.
С мякиной прожевали
великих нас.
Вы скалили нам
саблезубую пасть.
Вот только лишь картошку
разрешили украсть –
Горячую лаву: сверху перец и лук,
И серп и молот, и красный круг,
И масло и грибочки… – торговка – визжи!
Вон, по снегу рассыпаны монеты и ножи!
Вон, рынок бежит, весь рынок визжит!
А вон на снегу синем девочка лежит –
В шапке мерлушковой, в мочке – жемчуга,
Балетно подвернута в сапожке нога…
И я над ней – голодная – кол в рот вам всем –
Стою в клубах мороза, из горсти картошку ем!
Мы обе украли: она – судьбу, я – еду.
Украсьте нас орехами на пьяном холоду!
Венчайте нас на Царство, шелупонь-лузга-казань:
Царевну-лебедь-мертвую, княжну-голодрань!
Стреляют… хлещут… свищут…
идут нас вязать…
Вареною картошкой…
мне пальцы… унизать…
О клубеньки-топазы…
о перец-изумруд…
Кровь на снегу… все в шапочках… мерлушковых… помрут…
И тот, кто ломал мне руки, бил, не жалея сил,
Носком сапога на красный снег
картошку закатил.
ВОСКРЕШЕНИЕ. ПЛОЩАДЬ
Я тебя воскрешу.
Я тебя воскрешу.
Ты мальчонка убитый.
А я не дышу.
Тебя сверстники били. Прикончили вмиг.
Ты уже никогда – ни мужик, ни старик.
Ты уже никогда – в крике первой любви…
Напрягаю я страшные мышцы. Живи.
Напрягаю я Дух, собираю в кулак,
Поднимаю кулак над тобою, как стяг.
Над измызганным тельцем, где кровь на крови,
На снегу площадном… Возглашаю: живи.
Заклинаю: живи!
Заповедаю: встань!
…Перекручена красной повязкой гортань.
А мальчонка валяется, будто бежал
И упал. Завывает народ, как шакал.
К небу пьяную морду воздев, воет мать.
Шепчут старцы, старухи: нам всем умирать.
Только мальчик вот этот!.. Один, меж людьми…
Всех отпой, отповедай. Его – подними.
И я пальцы к нему врастопырку тяну!
И кричу: ну, вставай!.. Оживай!.. быстро, ну!..
И я вижу, как тело в сугробе сидит.
И я вижу, как глаз одичало глядит.
И встает он, весь белый, с разбитой губой,
С головой раскроенной, от боли – слепой,
Мальчик, в драке убитый, в миру воскрешен –
И, шатаясь, ко мне тяжко ломится он
Через бедный, густой, тяжкий воздух земной…
Я его обнимаю. Сынок мой. Родной.
***
На меня Чайковский
Глядел из тьмы во тьму.
– Плохо мне, Чайковский, –
Сказала я ему.
Плохо тебе тоже, медный,
Бронзовый твердак…
С горя закатилась в бедный,
В бронзовый кабак.
Это была рюмочная.
Для погибших – думочная.
И один беззубый, тощий,
Мятый как сапог,
Кинул мне навстречу мощи,
Кинул говорок.
Не гранитная-святая
И не бронза-медь –
Я была ему живая,
Близкая, как смерть.
РУССКАЯ РУЛЕТКА
Пули – бусы!
Пули – серьги!
Брюшки – что креветки!..
Яркой я зимой играю в русскую рулетку.
Револьвер такой тяжелый… ах, по мне поминки?!..
Я стою средь мерзлой снеди на Иркутском рынке.
Пули – клячи!..
Пули – дуры!..
Револьвер – в охапку.
Пот течет по скулам дядьки с-под бараньей шапки.
Револьвер – такое дело. Я стреляю метко.
Что ж ладонь вспотела солью, русская рулетка?!..
Стынет глаз бурятки медом. Стынут глыбы сливок.
Стынет в царских ведрах омуль. Кажет ель загривок.
Янтарями – облепиха!
Кровью – помидоры!
Ах, оружье, ласка, лихо русского задора!
Гомонят подтало бабы, щелкая орешки.
Я для публики – монетка: орел или решка?..