Странная разноголосица и тяжелый, продымленный воздух ударяют в нас. Ощущение, словно ты из тихого, уснувшего под снежным покрывалом мира внезапно перенесся в совершенно иное место – грохочущее, бурлящее жизнью. Мне требуется время, чтобы адаптироваться к новому окружению.
Передо мной огромный зал; неказистый, но крепкий дом, в котором мы находимся, способен, кажется, простоять еще тысячу лет, успешно выдерживая натиск ветра и снега. В дальнем левом углу находится большой камин, в котором ревет и бушует пламя. В воздухе пахнет подгоревшими тостами и висит легкая дымка. И слышен свист, словно сюда внутрь пытается пробраться заунывный зимний ветер.
На двух длинных столах горят свечи, освещая лица сидящих по обеим сторонам парней. Шум их голосов эхом отдается от высокого деревянного потолка. Большинство обитателей лагеря завтракают, скребут вилками в своих тарелках, расплескивают апельсиновый сок, но несколько парней играют в пинг-понг в дальнем конце зала, возле камина.
Мне уже доводилось здесь бывать, хотя и нечасто, всего несколько раз.
Каждое лето и зиму живущие в лагере парни устраивают потлач – вечеринку, куда каждый приходит со своим угощением, которое ставят на общий стол. Приглашают на эти вечеринки и местных девчонок, в основном из Фир Хэйвена. Кроме угощения на таких вечеринках предполагаются танцы и прогулки по старому поселению золотоискателей. Девчонки из Фир Хэйвена приходят на такие потлачи, чтобы глазеть на парней и целоваться, укрывшись за деревьями. В последние два года мама стала настаивать, чтобы на эти вечеринки ходила и я, говорила, что мне полезно как можно больше общаться с людьми. Друзей завести. Можно подумать, что для полного счастья мне не хватает только компании подруг, которых можно позвать к себе летом на вечеринку с ночевкой. Представляю, как они расстилают свои спальные мешки на лужайке возле нашего дома и устраиваются поудобней под звездами. Будто я пропаду без чего-то подобного. Да ладно, у меня есть лес, и Фин, и заваленный книгами чердак, и, поверьте, мне этого вполне хватает для счастья.
Мы с Оливером какое-то время стоим, ожидая, пока кто-нибудь заметит нас. Увидит, что Оливер Хантсмен вернулся.
Но они продолжают уминать политые сиропом вафли, шумно прихлебывают апельсиновый сок и смеются так, что мне остается только удивляться, как они умудряются не подавиться при этом.
Скрестив на груди руки, Оливер осматривается, словно пытаясь найти тех, кого знал до своего исчезновения, но вокруг мутный полумрак. Он поворачивается ко мне, и я вижу, как он напряжен.
– Спасибо, – говорит он, – что разрешила остаться у тебя прошлой ночью.
Никакого тепла в его взгляде я не замечаю, и меня вновь начинают терзать сомнения. Да, я спасла Оливера, вытащив из леса, но сейчас мне кажется, что было ошибкой приводить его сюда. Еще большей ошибкой, чем оставить умирать в темноте Чащи.
Я заставляю себя улыбнуться, но выдавить из себя могу всего лишь глупый ответ.
– Всегда пожалуйста.
Здесь его место. Среди других парней.
Не говоря больше ни слова, Оливер отворачивается и, даже не попрощавшись, идет к столам и теряется в суете столовой. Я жду, что кто-нибудь узнает его, окликнет по имени. Но никто этого не делает. Вероятно, в зале настолько темно, что сложно узнать человека. Человека, о котором уже забыли. Впрочем, я уверена, что когда вожатые обнаружат, что Оливер вернулся, у них появятся вопросы, на которые они захотят получить ответы. Они наверняка захотят узнать, где был Оливер и что с ним произошло. Интересно, расскажет ли он правду – что все это время провел в Чаще? Да и знает ли он сам, что с ним произошло? Помнит ли он вообще, что последовало за его побегом?
Я смотрю Оливеру вслед, понимая, что, вероятно, вижу его в последний раз.
Даже если Оливер останется в лагере, он превратится для меня всего лишь в одного из толпы безымянных парней. Эти парни появляются и уезжают. Пройдет какое-то время, и Оливер тоже уедет, вернется туда, где его дом. В один из равнинных штатов или прибрежных, туда, где живут его родители, друзья. Вскоре он забудет эти места и ту ночь, когда девчонка нашла его в лесу и уложила спать в своем доме у разведенного огня. Память об этом вскоре вытеснят новые воспоминания.
Моя первая находка, сделанная из живой плоти, с бьющимся сердцем, оставляет меня.
Сердце не желает слушать, что говорит голова, и сжимается от непонятной мне боли. Я чувствую, чего не желаю чувствовать. Отказываюсь чувствовать.
Я поворачиваюсь к двойным дверям, отбрасываю накатившее на меня чувство и тут замечаю, что ко мне кто-то приближается. Высокая стройная фигура движется легко, плавно. Это определенно девушка. Причем чувствует она себя здесь как дома.