В итоге Дину пришлось мне помогать: как я и боялся, я оказался недостаточно силен, чтобы справиться с Эфраимом в одиночку. Теперь Эфраим мертв, но в этой борьбе я повредил запястье. После этого я все еще пытался скрыть от Дина, где ночую, поэтому попросил его отвезти меня в больницу и оставить там, пока он разберется с телом Эфраима, которое он увез в багажнике. По-моему, Дин сжег его где-то — он вернулся только через несколько часов, перед самым рассветом. К тому времени в больнице заключили, что у меня в запястье трещина и повреждены сухожилия, и надели мне на руку фиксатор. Когда я вышел из отделения скорой помощи, уже рассвело, и мне удачно удалось скрыть от Дина тот факт, что мне все еще негде жить. На рассвете я просто попросил его отвезти меня на работу. Хотя теперь я понимаю, что пытаться спрятать от него свою жилищную ситуацию было пустой затеей. Вчера Дин насмехался над моей работой — это раздражало, но хотя бы подразумевало, что, по его мнению, я способен на большее. Но всего лишь день спустя, сегодня утром, Дин заключил, что мне стоит остаться здесь, на позиции ассистента по продажам.
То есть он уже поставил на мне крест. За день. За один-единственный день.
Он сказал, что я «адаптируюсь». Что бы это ни значило.
Кажется, он пытался быть любезным.
Я не могу выбросить из головы сцену нашего прощания. Перед тем, как уйти, я облокотился на окно машины, чтобы пожелать ему счастливого пути, и при виде Дина за рулем его черного автомобиля, готового тронуться, меня охватило непреодолимое желание рассказать ему все. Сознаться, как трудно мне было, как холодно, и как не хватало еды, как я старался, как тяжело все достается, и даже о мелочах — о том, какой жесткий пол в подсобке, как хочется иметь подушку, как мне опостылели пережженные чипсы и высохшие хот-доги, как темно и пусто в подсобке ночью, и об этом отвратительном чувстве изолированности, которое меня преследует. И о более серьезных вещах — о том, как я скучаю по крыльям, какую оглушительную растерянность испытываю от того, что я больше не ангел. Как сильно мне хотелось бы исправить свои ошибки и все вернуть. Сотни вещей, о которых я хотел бы сказать ему, пронеслись в тот момент у меня в голове.
Но больше всего — превыше всего прочего — мне хотелось попросить его забрать меня с собой. Назад в Канзас. Просьба была полностью сформулирована у меня в голове. Но я не смог ее произнести.
Дин махнул рукой на прощанье, я отвернулся, он уехал — и все.
Сомневаюсь, что он вернется.
А Сэм вообще так и не приехал. Дин приехал один. Он сказал, что Сэм занят, но я-то знаю, что Сэм не остается дома во время охоты. Могу лишь предположить, что Сэм не хотел меня видеть. Даже поздороваться. Дин сказал, что «гордится» мной. Забавно: он так уверен в своих способностях убедительно лгать, но я-то вижу, когда он лжет.
***
Сейчас следующий день, пятница, пятнадцатый день ноября. Сегодня я планировал пойти посмотреть еще один фильм, но теперь беспокоюсь из-за денег. Я сказал Дину, что сам могу купить себе обезболивающее средство для поврежденного запястья — он предложил купить мне лекарства, но я хотел быть самостоятельным, поэтому сказал, что куплю позже сам. Это было ошибкой. Оказалось, что они довольно дорогие, если у тебя нет «медицинского полиса». Лекарство выйдет мне в сорок пять долларов, и, если я куплю его, мне может не хватить на комнату в декабре. Надо было принять предложение Дина.
Так что я не пошел в кино и не стал покупать пиццу и пахлаву. Вместо этого я отправился в университет за печеньем. Потом, хотя это было безрассудно, я почему-то пошел прямиком в парк и отдал все печенье птицам. Я совсем этого не планировал, но они начали подходить ко мне и клевать крошки. От этого стало немного полегче. Я сидел в парке допоздна и слушал сову, а потом вернулся сюда.
Очень бы пригодилась подушка, чтобы подложить под руку. Если класть руку на пол, она болит. Я положил ее на стопку бумажных полотенец, но она ноет так сильно, что не дает мне заснуть. Попробую приложить лед. Хоть бы боль прекратилась… Хоть бы вся боль прекратилась…
***
Та же ночь. Все еще не сплю. Может быть, получится заснуть, если я запишу все, что не смог сказать?
О чем я жалею, что не спросил Дина:
1. В порядке ли ты/Сэм? Сейчас, оглядываясь на случившееся, я вспомнил, что Дин рассказал о Кевине, но с явной неохотой говорил о Сэме. И, анализируя нашу встречу теперь, я вдруг подумал: может быть, что-то у них не в порядке. Дин держался с порой свойственной ему замкнутостью. Резковат, невозмутим, слегка уклончив. Это всегда плохой признак и обычно означает, что он что-то скрывает.
2. Почему ты не звонил?
3. Ты все еще считаешь меня «членом семьи»? Подозреваю, что нет. Но мне хотелось бы знать. Хотя бы другом ты меня еще считаешь?
Может быть, когда-нибудь я смогу купить тебе и Сэму по бутылке пива? Мне бы хотелось это сделать, если можно.
***
Суббота, шестнадцатый день ноября.
Рука все еще ощутимо болит. Становится чуть лучше, когда я хожу (ходьба отвлекает), так что я пошел в парк дать птицам еще печенья. Я собирался отдать им два печенья и два оставить себе на ужин, но на этот раз они меня ждали и привели друзей — дополнительных птиц, и я в итоге отдал им все четыре сегодняшних печенья.
***
Воскресенье, семнадцатый день ноября.
Это уже смешно. Я отдаю птицам все свое печенье. Надо это прекращать. У меня не осталось еды.
Но они так рады были меня видеть…
***
Понедельник, восемнадцатый день ноября. Я в аптеке. В конце концов решил купить обезболивающее лекарство. Потом я увидел там еще снотворное средство «без рецепта» (чтобы это ни значило), и неожиданно я и его попросил. Мне стало так тяжело спать.
Теперь я сам на себя раздосадован. Это огромная сумма денег, а к тому же я отдаю все печенье птицам, и теперь мне нечего есть, кроме половины тарелки сожженных чипсов. Но так хочется хоть немного выспаться! Дин забыл забрать бедж ФБР. Тот, с моей фотографией, который он одолжил мне для дела с Рит Зиеном. Я обнаружил его в боковом кармане сумки только что, когда был в аптеке.
***
Четверг, двадцать первый день ноября. Я все смотрю на этот бедж ФБР. Мне кажется, это знак. Дин обычно такие вещи не забывает. Я гляжу на бедж и все думаю о том, как Дин на меня смотрел перед отъездом, как советовал мне остаться ассистентом по продажам, и как прозвучал его голос, когда он сказал: «Ты напуган».
И еще я вспоминаю о том, что выпало на мою долю за все долгие тысячелетия: о том, как я был серафимом Господа, как вылетел из Ада на горящих крыльях, как когда-то возглавлял небесные армии.
***
Я принял радикальное решение. Думаю, оставленный Дином бедж ФБР — это знак. Я должен вернуться в строй. Должен вернуться к своей миссии и целям. Я «причастен ко всему этому», как говорят по телевидению. Это МОЯ благодать была использована для того, чтобы запереть Рай. Я не могу увиливать от ответственности.
Я ДОКАЖУ, что могу быть полезен. Докажу. Я обязан. И я понял, что нужно делать: я стану охотником. Поэтому Дин и забыл бедж — чтобы он остался у меня! Бедж ФБР — это точно знак. Он должен означать ЧТО-ТО. Ведь должен? Если бы он означал хоть что-то, если бы от всего этого была хоть какая-то польза, хоть какая-нибудь, если можно найти хоть что-то, что придаст всему этому смысл — тому, что Дин меня прогнал, что я потерял своих двух друзей, всем моим стараниям, этому чувству изолированности — ведь все это должно что-то значить. Разве нет? Я не могу допустить мысли, что все это было напрасно.