— Дин…
— …это буррито он позволил себе по особому случаю! Паршивое буррито за 99 центов — это был его праздничный ужин на День благодарения, это он себя побаловал! Буррито за 99 центов, разогретое в микроволновке, на паршивой заправке, в полном одиночестве. Он работал на этой заправке, это я знал, но — он спал в подсобке, и об этом я не знал — я навещал его там однажды, но он скрыл это от меня! Он скрыл, что ему негде ночевать, чтобы я не подумал о нем хуже. Он был бездомным, Сэм, и скрыл это, чтобы я не подумал о нем хуже! И в День благодарения ему некуда было пойти, а я ему даже не позвонил, и, пока он разогревал себе это паршивое буррито, ему стало так тошно, что он даже съесть его не смог, а закинулся снотворным и отключился на бетонном полу в подсобке, в тринадцать градусов, не имея даже подушки! Это, блин, его первый День благодарения на Земле, Сэмми! И — знаешь, что он пишет в конце?
Сэм оставил попытки его прервать. Теперь он только пристально смотрел на Дина.
— Он пишет, он пишет… — Дин отыскал нужную страницу и зачитал: — Он пишет: «Надеюсь, Сэм и Дин хорошо ужинают где-то». — Дин поднял глаза на Сэма, встретив его прямой серьезный взгляд.
— А ПОТОМ… А потом, господи, в Вайоминге… — продолжал Дин, пролистывая дневник вперед. — Он последние деньги скопил на то, чтобы купить нам пива — он планировал это заранее, как жест дружбы, и вот ему наконец выпадает этот шанс, в том баре — помнишь, — и он покупает нам пиво — и я тотчас же попросил его уйти! Я вообще даже не заметил это пиво! Ни ты, ни я не выпили пиво… — голос Дина стал срываться. — Сэм, он решил, что мы таким образом отвергли его дружбу! И… и… Сэмми, я облажался настолько, что… об этом ты должен знать: Кас думал, что и ты на него злишься.
При этих словах Сэм непонимающе моргнул, и Дину пришлось заставить себя продолжать:
— Потому что я говорил ему, что ты не хочешь с ним разговаривать. Из-за Гадриила… И я просто… я не подумал… Мне не пришло в голову, как он это воспримет, что, конечно, он решит, будто ты на него зол и не хочешь с ним общаться… я даже не подумал об этом! И из-за того, что я его прогнал, его поймали и пытали, и он снова потерял работу и все, что у него было! И потом он заболел…
Дин умолк.
Последовала длинная, тяжелая пауза. Лицо Сэма теперь было мрачным.
Клик-пшшш.
Дин с трудом заговорил снова:
— И он все думал, что я позвоню. Составлял эти списки, о чем меня спросить…
Его горло сжал спазм, и ему пришлось замолчать и сделать пару глубоких прерывистых вдохов. Дин почувствовал, что больше не в силах смотреть на Сэма и не в силах смотреть даже на Каса — теперь он мог смотреть только на синюю тетрадь. Он разглаживал рукой ее потрепанную обложку на протяжении нескольких неровных вздохов.
Наконец взяв себя в руки, Дин продолжил:
— Это было последнее, что я сказал ему, когда выставил его за дверь. Я сказал, что позвоню. Я даже не знал, услышал ли он меня. Я должен был позвонить, но с Гадриилом и всеми этими событиями я просто… не сделал этого. Просто, сука, не сделал. Ему нужна была моя помощь, Сэм, ему нужна была моя помощь, и я мог ему помочь, и не помог… У меня все это время был его номер телефона, и я ни разу не позвонил. Я так его подставил… Я и тебя подставил ужасно, Сэмми, и Кевина подставил, и Каса… Ты оказался таком в ужасном положении, а Кевин вообще умер, и Кас теперь…
Дин замолчал.
Сэм по-прежнему молча смотрел на него. Дин отважился взглянуть на изувеченное лицо Каса.
Клик-пшшш.
За ночь Дин узнал, что между каждыми двумя «клик-пшшш» проходило три длинных секунды. Ровно три.
Клик-пшшш.
Клик-пшшш.
Сэм протянул руку над изножьем постели Каса и осторожно вынул тетрадь у Дина из рук. Закрыв глаза, Дин позволил ему забрать ее.
Когда он открыл глаза, тетрадь была раскрыта в руках у Сэма, и он просматривал первую страницу. Глядя, как глаза Сэма медленно скользят по странице, Дин затаил дыхание. Лицо Сэма слегка напряглось, но он ничего не сказал.
«Спросить у Дина, когда он позвонит».
Спустя несколько долгих секунд Сэм закрыл тетрадь, повернулся к столу на колесах и спрятал тетрадь обратно в сумку Каса. После этого он взял со стола кекс, задумчиво взвешивая его в руке. И снова повернулся к Дину.
— Ты поешь что-нибудь, правда, — сказал Сэм, протягивая кекс.
Дин посмотрел на кекс: это был приятный на вид свежий черничный кекс, но от мысли его съесть у Дина подступила к горлу желчь.
— Если я его съем, мне будет плохо, — сказал Дин честно.
— Да, — ответил Сэм, вглядываясь в его лицо. — Да, по твоему виду похоже. Ладно.
Он засунул кекс обратно в бумажный пакет, завернул пакет сверху и отдал Дину.
— Оставь на потом. Слушай. Иди-ка в отель и поспи немного. Ты вчера весь день был за рулем, а потом всю ночь не спал и переживал. Оставь тетрадь здесь и иди поспи — ты ведь понадобишься Касу сегодня, так? Чтобы все объяснить и загладить вину? Вот и иди отдохни.
Клик-пшшш.
— Я никогда не смогу этого загладить, — медленно произнес Дин.
Клик-пшшш.
Сэм спокойно ответил ему:
— Не теряй веры.
— Я и перед тобой этого не смогу загладить, — сказал Дин.
Клик-пшшш.
Сэм тихо вздохнул и повторил почти задумчиво:
— Не теряй веры.
Дин пристально посмотрел на него, ища в его лице сарказм. Но на лице Сэма не было сарказма. На нем не было даже злости. Как ни странно, Сэм вообще не выглядел раздраженным — впервые за долгое время. Вместо этого он выглядел лишь печальным.
Дин кивнул. Прочистив горло, он сказал:
— Позвони, если что…
— Позвоню.
Дин сделал шаг к выходу, потом еще один, наблюдая, как Сэм сел у постели Каса. Сэм больше не поднимал глаз на Дина, и в конце концов Дин повернулся, снял пальто с крючка и вышел за белые шторы.
Он задержался снаружи, сжимая в руках пальто, и услышал, как Сэм заговорил с Касом:
— Привет, Кас. Ты уж просыпайся сегодня… А то ты порядком напугал Дина. Ты и меня напугал, по правде сказать. — Послышался вздох. Сэм продолжил: — Дин говорит, что День благодарения у тебя вышел не очень. Было бы здорово устроить тебе более приятное Рождество. Так что ты просыпайся! И, Кас… — Пауза. — Я вообще не был на тебя рассержен. Больше того, я за тебя волновался. Я только знал, что ты все время уходишь, и не мог понять почему. Я бы очень хотел тебе об этом сказать, когда ты проснешься, так что… проснись, ладно?
Клик-пшшш.
Дин заставил себя уйти.
***
Дин вышел по длинному коридору, через фойе и раздвижные входные двери госпиталя на пронизывающий утренний холод. У выхода он остановился, прищурившись от порыва ветра в лицо, огляделся и попытался сориентироваться. Было около восьми утра, но на улице еще сумрачно — солнце только начало всходить.