Наконец она провела их к одному из реанимационных отсеков и отодвинула занавеску.
***
Каса было трудно узнать. Укутанный в одеяла и согревающие простыни, он был настолько худ, что очертания его тела едва различались под одеялами. Кругом виднелись трубки и провода. С боку больничной койки свисали две толстые голубые гофрированные трубы, присоединенные к трубке, идущей к его горлу, к груди были прикреплены еще трубки и провода, в обеих руках были инъекционные иглы капельниц, на пальце клипса, а у изголовья кровати стоял целый ряд приборов, в том числе громоздкий аппарат искусственного дыхания. Аппарат издавал звук «клик-пшшш», повторявшийся примерно раз в три секунды.
Глаза Каса были закрыты. Его лицо казалось усталым и изможденным: он выглядел на несколько лет старше, чем во время последней встречи с Дином. На коже виднелись синяки, как и сказала сестра: впечатляюще багровые, зеленые и желтые пятна, протянувшиеся через нос и обе щеки, и еще несколько разбросанных на лбу и подбородке. Похоже было, что синякам уже недели две, раз они успели достичь «разноцветной» стадии. Под синяками была мертвенная бледность — даже губы Каса отдавали синевой. Изогнутая рана над левой бровью была аккуратно зашита. Его обычно грубоватая щетина была теперь примерно недельной длины и выглядела грубее обычного. Волосы тоже отрасли: они спадали от лица на подушку спутанными, немытыми, унылыми прядями.
Непривычно было видеть Кастиэля таким неопрятным. Он выглядел даже хуже, чем в Чистилище.
Дину вдруг вспомнилось, каким свежим, бодрым и счастливым Кас казался в баре Вайоминга всего три недели назад. И как он улыбнулся, когда впервые заметил их с Сэмом. Дин резко отвернулся и прошел к стулу в самом дальнем углу палаты, у ног Каса. Он плюхнулся на стул, повозил ногами по полу и уставился на свои руки.
Но Сэма, казалось, представшая перед ними картина совсем не взволновала: он подошел прямо к кровати, запустил руку между трубками и проводами и похлопал Каса по плечу.
— Привет, Кас, — сказал он. — Как ты? Это я, Сэм. Дин тоже здесь. Мы пришли тебя проведать.
Единственным ответом было ритмичное «клик-пшшш» аппарата искусственного дыхания. Сэм пододвинул второй стул вплотную к кровати, с легкой досадой взглянул на Дина и снова повернулся к Касу.
— Ну что, Кас, похоже, досталось тебе, да? Но теперь все будет в порядке. Мы с Дином останемся тут с тобой. Ты поправишься. Ты только держись…
Сэм продолжал болтать. Дин сидел на пластиковом стуле в углу и наблюдал. Даже с этого места ему было видно, как грудь Каса периодически поднималась в ритме «клик-пшшш», когда аппарат накачивал воздух в его ослабленные легкие. Это был единственный признак движения во всем его теле.
Дин едва сдержался, чтобы не прокомментировать вслух, что беседовать с Касом явно бесполезно. Было очевидно, что Кас не услышит Сэма.
Минуту спустя вошла врач и прервала односторонний разговор Сэма, чтобы сообщить им несколько весьма обескураживающих подробностей. Как оказалось, Кас подхватил грипп — который, как считал Дин, не так уж страшен, но «на фоне ослабленного из-за прочих ранений состояния» вызвал осложнение, обернувшееся серьезным воспалением легких. После чего переохлаждение стало завершающим аккордом. Доктор барабанила фразами «ослабленный организм», «дышал с трудом», «чудом выжил», «почти на пределе», и «следующие сутки будут решающими». Закончила она традиционным «не теряйте надежды».
«Обычная чушь», — подумал Дин, вспомнив последние часы Бобби.
Когда врач вышла, Сэм и Дин устроились обратно на своих местах: Дин — на скрипучем пластиковом стуле в углу, Сэм — на втором стуле рядом с Касом. Сэм глядел на Каса с минуту, после чего произнес тихо:
— Он не должен был оставаться один, вот так.
— Знаю.
— Блин, пневмония? У него за плечами годы сражений с демонами, полубогами, архангелами — и его свалила пневмония? Он небось даже не знал, что от холода нужно прятаться. — Сэм посмотрел на Дина угрюмым взглядом. — Мы должны были следить за ним.
«Снова-здорово».
— Знаю, — повторил Дин.
— Тебе нужно было найти способ оставаться с ним на связи, Дин. И нужно было сказать мне гораздо раньше, что ты прогнал его одного, вот так, в Вайоминге. Нужно было сказать мне сразу же, как только я избавился от Гадриила. Бросить Каса среди ангелов, половина из которых охотилась за ним — без благодати, без способности защищаться, без ничего? Да он был для них готовой мишенью! И ему пришлось в одиночку с этим разбираться? А теперь — еще и пневмония?
— Я знаю, ладно? Знаю! Слушай, я же объяснил: Гадриил сказал, что… он угрожал… — Дин остановился. Они уже проходили это миллион раз.
Сэм вздохнул и вытянул ноги. К удивлению Дина, он оставил тему. Может быть, ему тоже уже надоело. Несколько минут они сидели молча, наблюдая за Касом и слушая «клик-пшшш».
— Пойду схожу за кофе, — сказал наконец Сэм, поднимаясь со стула. — Кстати, надо, наверное, снять номер в мотеле. Я могу взять на себя первую смену — посидеть с ним сегодня, а ты поспи. Ты за рулем был целый день. Если что-то изменится, я тебе позвоню.
— Да не… — отмахнулся Дин. — Я посижу в первую смену. Ты иди спи.
Сэм посмотрел на него.
— Ты только что проехал двенадцать часов без перерыва, Дин. Ты без сил.
— Я посижу в первую смену, — повторил Дин.
Сэм еще несколько секунд пристально смотрел на него с непроницаемым выражением лица, потом просто сказал:
— Ладно. — Он повел плечами, потирая шею и морщась. — Сильно жаловаться не стану. Я бы не отказался прилечь. Ты заметил отель напротив — попробую там. Но ты обязан мне позвонить, как только что-то изменится. — Он обернулся к Касу. На его лице появилась тень искренней тревоги, и он добавил: — И я серьезно, Дин. Только попробуй не позвонить, если… Ты должен немедленно позвонить, если вдруг…
— Знаю, — ответил Дин. — Я позвоню.
Сэм снова посмотрел на Дина, и Дин не смог встретить его взгляд.
Сэм сказал:
— Сначала принесу тебе кофе, — и вышел.
Хоть какой-то жест перемирия.
Дин сидел, слушая «клик-пшшш» и отдаленные звуки, доносившиеся снаружи: разговоры медсестер и докторов, шум перекатываемого оборудования, инвалидных колясок и каталок.
И Дин смотрел на Каса. Настолько неузнаваемым Каса сделали вовсе не синяки и не бледность, думал Дин, а то, каким безвольным и пустым казалось его лицо. Дин обычно считал, что у Каса довольно невыразительная мимика, но сейчас он понял, что это даже отдаленно не так. Да, может быть, Кас нечасто улыбался, но в его выражении лица всегда была интеллигентная сосредоточенность. Без этих ярко-голубых глаз — иногда серьезных и печальных, иногда широко открытых и любопытных, но всегда внимательных — Кастиэль не был похож на Кастиэля.
Здесь ли он вообще? Может, он покинул свою оболочку? Но у него не было благодати. Он не мог покинуть тело, не имея благодати. Он больше не был ангелом. Он должен был быть все еще здесь.