Выбрать главу

— Кас? — позвал Дин тихо, наклоняясь к нему и беря его за руку. Сэм взял пару стульев и подсунул один под Дина. Дин машинально опустился в него. Сэм сел на второй стул рядом.

— Эй, Кас? — повторил Дин.

Глаза Каса приоткрылись. Он, казалось, был едва в сознании, как и предупреждала врач. Скорее он был похож на себя в том сне: взгляд его был тусклым и безучастным. Но теперь в его глазах присутствовал блеск лихорадки. Дин потрогал его лоб — лоб был горячим.

Взгляд Каса постепенно сфокусировался на Дине.

— Дин… — пробормотал Кас едва слышным шепотом. Его взгляд переместился на Сэма. — Сэм.

— Привет, Кас, — сказал Сэм мягко, наклонившись и потрепав Каса по другой руке. — Не волнуйся.

— Не пытайся разговаривать, — сказал Дин. — Ты был очень болен, Кас.

— Но теперь ты поправишься, — добавил Сэм. — Ты нас напугал, но тебе уже лучше. Только отдыхай.

Дин сжал руку Каса. И в этот момент он наконец-то почувствовал, как Кас пытается сжать его руку в ответ. Хватка Каса была слабой, как у котенка, и Дин знал, что врач права: кризис еще совсем не прошел. Но Дин все равно воспрянул духом — уже оттого, что наконец увидел голубые глаза Каса и почувствовал, как его рука, пусть и слабо, но отвечает на рукопожатие.

— Дин… — произнес Кас, вглядываясь ему в глаза. — Я… могу… бороться…

Точно то, что он говорил во сне.

— Конечно, можешь, — ответил Дин, сжимая его руку. — Ты можешь бороться, Кас. Ты победишь эту болезнь и поправишься. Ты только отдыхай, набирайся сил.

— Я могу… бороться, — повторил Кас, не спуская глаз с Дина. — Я могу… мыть… — Внезапно его настиг приступ кашля — резкого, хриплого кашля, — и он зажмурился, повернув голову и стараясь кашлять в подушку. Когда кашель отпустил, Кас открыл глаза и произнес с усилием: — Посу…ду.

Дин и Сэм недоуменно переглянулись.

На лице Каса появилась тень тревоги. Его рука едва ощутимо сжалась на руке Дина, и он заговорил снова:

— Или… машину. Твою… машину. Могу мыть… твою машину… — Его голос ослаб, но ему удалось выдавить из себя: — Я знаю… ан…гельский…язык…

2. Можно ли мне вернуться?

Я могу предложить:

— боевые навыки

— мыть посуду/машину

— ангельский язык

— Кас, Кас, ш-ш-ш, — сказал Дин, кладя руку ему на лоб. — Черт, Кас, не волнуйся, не волнуйся об этом. Мы заберем тебя назад в бункер. Не волнуйся. Мы заберем тебя назад в бункер независимо ни от чего.

Кас выдохнул, и его глаза закрылись.

— И от тебя есть польза, — продолжал бормотать Дин без уверенности, что Кас его еще слышит. — Но это даже неважно. Мы все равно бы тебя забрали, даже если бы не было! Но она есть. И не надо мыть мою машину! Мы поедем в Канзас — то есть, как только тебя выпишут, — наверняка, скоро, — и… Кас, я должен объяснить…

Сэм толкнул его локтем и прошипел:

— Говори кратко.

Дин оборвал длинное объяснение, в которое собирался пуститься, и повторил только:

— Мы заберем тебя обратно в бункер. Ты для нас семья, Кас, правда. Честное слово.

Рука Каса дернулась в ладони Дина в слабом подобии пожатия.

***

Больше Кас не шевелился. Дин наблюдал за ним, борясь с желанием разбудить его и все ему рассказать. Но Дин знал, что нужно сидеть тихо и дать Касу отдохнуть, поэтому просто дежурил у постели.

В конце концов Сэм выгнал его обратно в отель, чтобы он поспал еще пару часов. На этот раз Дин все же признался себе, что глупо было спать в максимально некомфортных условиях. Сестра была права: Дину нужно было отдохнуть, чтобы быть в состоянии ухаживать за Касом. Поэтому теперь он нехотя позволил себе принять душ, снова включил отопление в номере и смог урвать несколько часов полноценного сна.

Хотя он так и не разрешил себе взять подушку.

***

Дин вернулся в больницу в восемь вечера, чтобы сменить Сэма.

Сэм сидел на стуле у постели Каса и читал его тетрадь. Кас лежал с закрытыми глазами и выглядел так же, как ранее.

Когда вошел Дин, Сэм захлопнул тетрадь и вздохнул.

— Не уверен, что это для моих глаз, — признался Сэм. Он поднялся со стула и вывел Дина в холл, для переговоров. Там он сунул тетрадь в руки Дину. — Пожалуй, мне дальше читать не стоит. Отчасти потому, что я не уверен, что Касу это понравится, и отчасти потому, что я снова начинаю на тебя злиться. Господи, Дин…

— Знаю, — сказал Дин, поморщившись. — Если тебе от этого легче, все, что ты хочешь мне высказать, я уже высказал себе сам, и даже больше.

Рот Сэма скривился в подобии улыбки.

— Да, это я вижу. — Он оглянулся на шторы, за которыми лежал Кас, и сказал: — Дин, главное — это мы должны взять его под крыло. Если бедняга вообще отсюда выйдет, он заслужил пару подушек. Для начала.

Дин кивнул.

— Я думал, как минимум шесть.

— Десять, — сказал Сэм. — Больших, мягких, пуховых. У меня вообще есть несколько идей на Рождество.

— Это при условии, что у него спадет жар и он проживет еще три дня.

— Да, — согласился Сэм со вздохом. — Во всяком случае, он пару раз просыпался, пока тебя не было. Единственное, что я сказал ему, это что я никогда на него не злился. Думаю, он меня услышал — по крайней мере, он, кажется, немного успокоился. Но трудно сказать наверняка — он едва в состоянии открыть глаза, так что ничего внятного он мне не сообщил. Теперь твоя очередь, а я пойду перекушу и посплю чуток.

Дин кивнул.

— Я возьму на себя ночную смену, — предложил он.

Сэм покачал головой.

— Мы с сестрами тут посовещались. Они говорят, что его состояние теперь стабильное и что тебе тоже нужно поспать ночь. Особенно если нам скоро ехать обратно в Канзас — это длинный перегон, и надо продумать, как довезти Каса. В любом случае, нам обоим придется не спать в дороге. В общем, сестры говорят, что тебе стоит посидеть час-два — до десяти вечера, не позже, — но потом и тебе надо поспать.

Дин кивнул, и Сэм ушел.

И Дин остался с Касом на всю ночь.

***

Сестры в конце концов перестали уговаривать Дина уйти и поставили для него раскладушку в углу палаты. Но Дин не хотел ложиться даже на раскладушку — вместо этого он часами сидел у постели Каса, держа его за руку.

Кас явно был еще очень болен. У него был сильный жар, и большую часть вечера он провел в полусознательном состоянии. И, что особенно тревожило Дина, с течением времени его сон становился все более беспокойным. К ночи Кас начал беспрестанно ворочаться и метаться по постели, ерзая ногами и сжимая в руках простыни, и никак не реагировал на попытки Дина его успокоить.

Следуя указаниям медсестры, Дин начал раз в полчаса скармливать ему пластинку льда. Кас брал их охотно, кажется, даже не осознавая, что их дает Дин. Каждый раз, когда Дин касался его губ ледяной пластинкой, Кас приоткрывал рот и принимал ее, не открывая глаз. Он казался таким хрупким, что Дин чувствовал, будто кормит птенца.

Иногда Кас немного приходил в себя, и его глаза приоткрывались. Каждый раз, увидев Дина, он начинал бормотать какую-нибудь вариацию фразы «могу бороться, могу мыть посуду, знаю ангельский язык». Всегда те же три пункта — как если бы это была его молитва Дину. И каждый раз Кас, казалось, не помнил, что они это уже проходили. Поэтому Дин говорил ему снова и снова, каждый раз, когда Кас просыпался: «Мы заберем тебя в бункер, Кас. Ты — член нашей семьи, и мы твои друзья. Все будет хорошо, я заберу тебя домой. Я заберу тебя в бункер».