Когда служба окончилась и Кен направился к своему белому «Мазерати», его окликнул молодой симпатичный мужчина.
— Следователь прокураторы Липатов, — представился он. — Иннокентий Александрович, нам надо поговорить. Вы собираетесь на кладбище?
— По правде сказать, нет. Это срочно? Я нездоров.
— Как вам сказать… зверски убили вашего сотрудника и, насколько я понимаю, близкого друга.
— Бывают незверские убийства?
— Иннокентий Александрович, коньяк вам пойдет на пользу. Давайте сядем в вашу машину и заедем в какое-нибудь кафе, я обещаю, что отниму у вас не более тридцати минут.
— Коньяк-маньяк, — поймал Алехин понятную только ему рифму. — Хорошо… простите, я не расслышал вашего имени.
— Антон Борисович.
— Может, обойдемся без отчеств?
— Не вопрос.
Водитель, стриженный бобриком — как это, впрочем, принято среди водителей, — открыл тяжелую дверцу «Мазерати». Алехин уступил место своему навязчивому спутнику, а сам обошел машину и сел с другой стороны.
— Степа, включи похолоднее, пожалуйста, — попросил он. Алехин терпеть не мог натопленные помещения и предпочитал холод, полагая, что это лучше для головы. — Г-н Липатов, может, мы ограничимся разговором в машине?
— Иннокентий, я бы предпочел более спокойную обстановку, — сказал Липатов, показывая глазами на затылок водителя. — Меня зовут Антон.
— Степа, дай подумать… Большая Никитская… О’кей, мы едем в «Аист».
Ресторан «Аист», ул. Малая Бронная
Алехин и Липатов уселись в глубокие вольтеровские кресла у окна. В воскресный день в ресторане было пусто. Соскучившиеся официанты скопом набросились на редких гостей и принялись менять тщательно сервированный стол.
— Слушайте, юноша, — вскипел Алехин, — всегда хотел спросить. Вы сначала сервируете стол, расставляете тарелки, бокалы, укладываете салфетки. Только сядешь, вы все это сгребаете и приносите что-то другое. Разве нельзя с самого начала расставить это «что-то другое» и просто дать нам меню?
— Простите, так принято — официант растерянно улыбнулся. — Что-нибудь желаете на аперитив?
— Коньяк, Martell Gordon Bleu. Два? Или вы на службе, фельдмаршал?
— Сегодня воскресенье, поэтому я с вами выпью.
Алехин снял очки и закурил. Липатов украдкой взглянул ему в глаза, помолчал, а потом заметил:
— Вижу, что вы это все близко приняли к сердцу.
— Да, я плакал, да, у меня стоит комок в горле, да, я ранимый сентиментальный человек. Филипп был большим умницей. Я его нашел и сделал тем, кем он стал. Теперь его нет.
Официант принес коньяк и хотел было взять пепельницу, но Алехин вмешался:
— Юноша, можно вас попросить об огромном отдолжении? Не трогайте, пожалуйста, пепельницу. Я терпеть не могу, когда сидишь с человеком, разговариваешь, а вы начинаете каждые пять минут возиться на столе. На чаевых это не скажется.
— Ну, спрашивайте, — обратился Кен к следователю. — Чего вы хотели? — Алехин залпом выпил содержимое пузатого бокала и жестом показал, чтобы ему принесли следующий.
— Итальянцы передали мне дело. Давайте я сначала расскажу вам о том, что они мне сообщили. Романов был убит на вечеринке Dolce & Gabbana. Его тело нашли в туалете. У него была растегнута ширинка, но он не собирался, простите, писать. Потому что в этом случае в момент убийства он упал бы на унитаз или завалился на входную дверь кабинки. Его же тело лежало у боковой стены. Характер режущего ранения также говорит о том, что оно было нанесено не сзади, а спереди. Получается, что Романов вошел в кабинку вместе с преступником и какое-то время стоял с ним лицом к лицу. Дело в том, что убийца, возможно, даже придержал тело Романова. Так что он не столько упал, сколько сполз по стене. Двое мужчин друг напротив друга в кабинке мужского туалета, у Романова растегнута ширинка. Зачем?
— Я уже отвечал на этот вопрос.
— Вы сообщили итальянскому следователю, что не знаете, что могло связывать жертву с преступником. Итальянцы полагают, что это убийство на сексуальной почве. Возможно, Романов пытался вынудить преступника к сексуальной связи.