— Ридз-Гэп? А это где, вообще?
— За Дортой, на арканзасской стороне. Она в детсадике работает.
— Надо у него спросить. Он ключи держит.
— Скажи, за бензин я отдам.
Гейл скатилась с кровати на ноги, удалилась к занудному голосу. Не прошло и минуты — вернулась к Ри, сказала:
— Не пускает меня за руль.
— Ты сказала, что я за бензин плачу?
— Сказала. Все равно не дает.
— Почему?
— Он мне никогда не говорит почему. Нет, и все.
— Ай, Горошинка. — Ри покачала головой. Все лицо у нее будто молоком свернулось. — Терпеть не могу.
— Чего? Что ужасного, чтоб такую рожу?
— Да так что-то грустно, блядь, до того грустно, когда ты говоришь, что он не дает тебе что-то делать, а ты берешь и не делаешь.
Гейл жесткой веткой упала на кровать, вжалась лицом в простыни.
— Как выйдешь замуж — все по-другому.
— Наверняка. Иначе как же? Раньше ты никогда не прогибалась. Вообще никак.
Гейл стремглав развернулась и села на край кровати. Нед загулил, взмесил воздух крохотными кулачками. Голова Гейл поникла, и Ри потянулась к ее волосам, ухватила длинные рыжеватые пряди, развела их кончиками пальцев, сунулась лицом, вдохнула запах.
Гейл тихонько спросила:
— Ты чего делаешь?
— Колтуны распутываю, милая. У тебя все волосы свалялись.
— Ничего не свалялись. — Гейл оттолкнула руку Ри, но смотреть на подругу не стала. — И нет у меня никаких колтунов. Нам с Недом пора вздремнуть. Я как-то вдруг устала. Потом еще увидимся, Горошинка.
Ри медленно поднялась в полусумраке, отпихнула ботинком стул, натянула на голову зеленый капюшон, потом сказала:
— Только — я всегда за тебя, не забывай.
Когда Ри выходила из трейлера, Флойд стоял на углу крылечка и орошал дугой мочи стенку мусорного сарая. Струя билась в стену и дымилась, дымилась и вскипала краткой пеной, соскальзывая со стены в сугроб. Горячие капли буровили снег и оставляли желтушные кляксы и каракули. Он не прекращал ссать, ежась в одной майке, весь нахохлился на ветру, затем сказал:
— Как думаешь, сегодня похолодает?
— Не сегодня, так завтра.
От стены сарая легкими волоконцами шел пар, а Флойд через плечо посмотрел на Ри. Произнес:
— Думаешь, смекаешь, а нет. В смысле, сама бы как-нибудь взялась да попробовала. Нажралась как-нибудь вечером вдупель, а утром уже с женой, которую и не знаешь толком.
— Я ее очень хорошо знаю.
— Н-да уж, девочка, сама б нажралась хорошенько вечером да родила себе кого-нибудь. Я серьезно.
— Нет, спасибо. У меня и так уже двое. Не считая мамы.
Дуга Флойдовой мочи обвисла и ослабла, пока он не стряхнул последние капли.
— Никому тут не хочется быть мерзким, — сказал он. Чуть попрыгал на месте, застегивая молнию. — Просто тут никто пока не знает всех правил, а оттого всех и потряхивает.
~~~
Ри двинулась звериной тропкой вверх по склону, по кустам, через лысый пригорок, и вниз, к соснам и хвойному запаху, к той праведной тени и тишине, что бывает только в соснах. Под деревьями, чьи низкие ветви стелятся по-над свежим снегом, приют для духа крепче, чем какие бы то ни было церковные скамьи и кафедры. Ри задержалась там. Села на большой думательный камень в соснах, прицепила наушники. Попробовала свести импортные звуки с тем, что ее окружало, выбрала «Альпийские сумерки». Но этот шум ветра в горах слишком уж идеально совпадал с видом вокруг, и она переключилась на «Звуки тропической зари». Над головой из веток высвобождался снег, пудрой сеялся сквозь хвою, а Ри слушала, как развертываются теплые волны, слышала многоцветных птиц и, может, мартышек. Чуяла запах орхидей и папай, ощущала, как на мелководье у пляжа радугой собираются рыбки.
Там просидела, пока у нее от большого думательного камня не замерзла попа.
~~~
Серое совершенно затянуло небо и окна — как гвоздиками прибили. Мамина голова макнулась в кухонную раковину, ее волосы там волнились, заполняя собою все. Казалось, ее целиком охватило великолепное наслаждение, она целиком растворилась в этой радости — дочь возится с нею — и мурлыкала, когда пальцы Ри терли ей череп, вздымая шапку белой пены, которая смывалась из Бабулиного антикварного кувшина для лимонада. Пальцы у Ри крепкие, под ними кровь приливала к корням волос, вся голова аж звенела. Мальчишки сидели на стойке — близко, на них летели брызги, — завернутые в одеяла, и смотрели, как она трет, намыливает, полощет. Ри часто поглядывала на них, чтоб не отвлекались. Кивала на мамину голову: мол, ловите как?