Он поднял левую руку, чтобы осмотреть ее более внимательно. Кожа стала прозрачной, плоть лучистой. Сначала он мог видеть кости руки и кисти, четкие серо-красные формы внутри расплавленной янтарной ткани, из которой теперь состояло его тело. Но пока смотрел, и кости сделались такими же прозрачными, и он целиком стал человеком из стекла, больше никакой материи в нем не было вовсе; он превратился в окно, через которое можно было видеть неземной огонь, и земля под ним была окном, и камни, и деревья.
Трещащие волны звука и электрический визг рвались из потоков огня, теперь еще более настойчиво. Как в мартовскую ночь, у него было сверхъестественное ощущение: будто что-то бьется в неких границах, пытается пройти сквозь барьер, вырваться из чего-то наружу.
Нечто пыталось открыть дверь.
Он стоял у этой самой двери.
На пороге.
Его охватила странная убежденность, что если дверь откроется, пока он стоит рядом, то немедленно распадется на разобщенные атомы, как будто его никогда и не существовало. Сам станет дверью. Неизвестный гость пройдет через него, из огня и через него.
Боже, помоги мне, взмолился он, хотя никогда не искал в религии никакой опоры.
Он попытался шелохнуться.
Парализован.
Внутри его поднятой руки, внутри всего его тела, внутри деревьев и камней и земли, огонь становился все менее янтарным, но все более красным, горячим, целиком красным, алым, кипящим. Потом резко сделался мраморным с бело-синими прожилками вен, словно соперничая с блеском в самом сердце какой-нибудь гаснущей звезды. Зловещая пульсация росла, разрывалась, росла и разрывалась, как от толчков колоссальных поршней, звеня и громыхая. Это ход поршней вечных двигателей, которые вертели саму вселенную, - все сильнее и сильнее. Давление возрастало, его стеклянное тело дрожало, хрупкое, как хрусталь. Давило со всех сторон, требуя, стуча молотом; огонь и гром, огонь и гром, огонь и гром...
Чернота.
Тишина.
Холод.
Придя в сознание, Эдуардо увидел, что лежит у границы леса, под сияньем четверти луны. Над ним стояли на страже деревья, темные и спокойные.
Он снова владел всеми своими чувствами. Ощутил запах озоновой бодрости снега, густой аромат сосновой хвои, своего собственного пота - и мочи. Вкус во рту был неприятный, но знакомый: кровь. От ужаса или в падении он, должно быть, прокусил язык.
Очевидно, дверь в ночь не открылась.
8
Той же ночью Эдуардо вынул оружие из стенного шкафа кабинета и снова зарядил. Разложил его по всему дому так, что одно или другое всегда оказывалось в досягаемости.
На следующее утро, четвертого апреля, он поехал в Иглз Руст, но не зашел в подотделение шерифа. У него все еще не было доказательств своей истории.
Вместо этого он заехал в "Электроприборы Кастера". Магазин размещался в здании из желтого кирпича, выстроенном когда-то в двадцатые годы, и блестящие образцы супертехники в его витринах казались таким же анахронизмом, как теннисные туфли в Неандертале. Эдуардо купил видеоплейер, видеокамеру и полдюжины чистых кассет.
Продавец был длинноволосый юнец, любитель Моцарта, в ботинках, джинсах, ковбойской рубахе с декоративной строчкой и с узким веревочным галстуком на бирюзовой булавке. Он долго разглагольствовал о множестве достоинств предлагаемого снаряжения, так часто пользуясь особым жаргоном, что, казалось, говорил на иностранном языке.
Эдуардо был просто нужен аппарат, с помощью которого можно снимать и просматривать запись. Ничего больше. Его не волновало, что он сможет видеть одну пленку, пока прокручивается другая, или что все прочие дьявольские приспособления способны сготовить ему обед, застелить постель и даже сделать педикюр.
На ранчо уже давно можно было принимать множество кабельных каналов, потому что незадолго до своей смерти мистер Квотермесс установил спутниковую антенну-блюдце за конюшней. Эдуардо редко смотрел программы, может быть, три или четыре раза в год, но знал, что телевизор работает.
Из магазина электроприборов он отправился в библиотеку. Выписал целую стопку романов Роберта Хайнлайна и Артура Кларка, плюс коллекцию новелл Г.П.Лавкрафта, Элджернона Блэквуда и М.Р.Джеймса.
Он больше не чувствовал себя дураком, когда выбирал мрачные томики чепухи, содержащие в себе непридуманные рассказы об отвратительном Снежном Человеке, Лохнесском чудовище, пропавшей Атлантиде, Бермудском треугольнике или правдивые истории о фальшивой смерти Элвиса Пресли и его операции по смене пола. Был в полной уверенности, что библиотекарша хихикает над ним или, по крайней мере, одарит его какой-нибудь жалостливой и покровительственной улыбкой, но она не позволила себе никаких фривольностей: ничего, что можно было понять как оценку его литературного вкуса.
Отоварившись хорошенько в супермаркете, Эдуардо вернулся на ранчо и распаковал приобретения.
Ему потребовалось целых два дня и большее количество пива, чем он обычно себе позволял, на то, чтобы постичь, как работает вся видеоаппаратура. Проклятое оборудование имело больше кнопок, переключателей и датчиков, чем панель управления авиалайнера, и иногда ему казалось, что производители выпускали все эти устройства не ради какого-то применения, а из одной любви к сложностям и загадкам. Инструкции были как будто написаны людьми, для которых английский - второй язык, что вполне могло оказаться правдой, так как и видеоплейер, и камера были сработаны японцами.
- Или я становлюсь маразматиком, - ворчал он во время очередного приступа отчаяния, - или мир уже летит в тартарары, как в баскетбольную корзину.
Может быть, и то, и другое.
Теплая погода наступила несколько раньше, чем обычно. Апрель на этой широте и долготе часто был вполне зимним месяцем, но в этот год дневная температура уже пару раз поднялась и до сорока по Фаренгейту. Скопившийся за сезон снег таял, а журчащие ручьи наполняли каждую лощину и разбежались по всем склонам.