Аркадян потрудился, чтобы превратить свою станцию в нечто особенное. По периметру, защищенные кирпичной низкой стеночкой, росли королевские пальмы и азалии, гнущиеся под тяжестью красных, розовых, пурпурных бутонов. Не было ни грязи, ни мусора. Портик, прикрывающий бензоколонки, поддерживали кирпичные колонны, и в целом станция имела причудливый колониальный вид, и казалась неуместной в Лос-Анджелесе. Свежевыкрашенная, чистая, она выделялась на фоне запущенности, распространившейся по городу, как злокачественная опухоль в девяностых годах.
— Пойдемте я вам что-то покажу, — Аркадян кивнул на южную сторону здания и направился туда.
— У бедняги, должно быть, сосуды в мозгу скоро лопнут от всего этого, — заметил Лютер.
— Кто-то должен убедить его, что нынче не модно тревожиться по такому поводу.
Низкий, угрожающий рокот грома прокатился по нависшему небу.
— А метеоролог предсказал, что сегодня дождя не будет. — Заявил удивленно Лютер, поглядев на темные тучи.
— Может быть, это был не гром. Может быть, кто-то наконец подорвал мэрию.
— Ты думаешь? Ну, если там было полно политиков, — сказал Лютер, — тогда мы отыщем хороший бар и кое-что отпразднуем, отдохнем до конца дня.
— Сюда, офицеры, поглядите на это. Я хочу, чтобы вы увидели мои туалетные комнаты. — позвал их Аркадян. Он стоял у южного угла здания, рядом с тем местом, где они припарковали свою патрульную машину..
— Его туалетные комнаты? — удивился Лютер.
Джек рассмеялся:
— Черт возьми, ты можешь предложить занятие получше?
— Что ж пойдем глянем, покрайней мере это гораздо безопасней, чем охотиться за скверными парнями, — сказал Лютер и направился к Аркадяну.
Джек снова поглядел на «Лексус». Симпатичная машина. С места до ста километров за сколько секунд? Восемь? Семь? Руля слушается, должно быть, так покорно, как только может присниться.
Водитель вышел из автомобиля и стоял рядом. Джек мало что заметил в этом парне, разве только то, что он был одет в просторный двубортный костюм от Армани. А вот «Лексус» обладал модными колесами с проволочными спицами и хромовыми закрылками. Отражения грозовых облаков медленно двигались по его лобовому стеклу и создавали таинственные дымчатые узоры в глубине его драгоценно-зеленой отделки.
Вздохнув, Джек пошел за Лютером мимо двух открытых ремонтных отсеков гаража. Первая кабина была пуста, но во втором помещении на гидравлическом подъемнике стоял серый «БМВ». Молодой азиат в комбинезоне механика возился с машиной. Инструменты и различные приспособления были аккуратно разложены на полочках вдоль стены, от пола до потолка, и оба отсека выглядели чище, чем кухни в некоторых четырехзвездочных ресторанах.
На углу здания стояла пара аппаратов по продаже газированной воды. Они урчали и позвякивали, как будто производили и разливали напитки по бутылкам в собственной утробе.
За углом находились мужская и женская уборные, у которых Аркадян уже открыл двери.
— Поглядите, поглядите — я хочу, чтобы вы увидели мои туалеты.
В обеих комнатушках полы и стены были из белого кафеля, белые унитазы, белые мусорные баки с качающейся крышкой, белые раковины с блестящими хромом кранами и большие зеркала над раковинами.
— Ни единого пятнышка, — сказал Аркадян торопливо, сбиваясь от еле сдерживаемой злости. — Ни трещинки на зеркалах, чистейшие раковины — мы моем их после каждого клиента, дезинфицируем каждый день, вы можете есть с нашего пола, и это будет безопасней, чем есть с тарелки на кухне вашей матушки.
Поглядев на Джека поверх головы Аркадяна, Лютер улыбнулся и сказал:
— Мне кажется, я бы съел стейк с печеным картофелем. А ты?
— Только салат, — сказал Джек. — Мне надо похудеть на несколько фунтов.
Но Аркадяна не удалось вывести из мрачного настроения этой шуткой. Он звякнул связкой ключей:
— Я держу двери закрытыми и даю ключи только клиентам. Городской инспектор приезжает ко мне и говорит, что по новым правилам уборные — общественные сооружения, поэтому я должен держать их открытыми для всех — не важно, покупают ли они у меня что-нибудь или нет.
Он снова позвенел ключами, сильнее, злее, затем еще сильнее. Ни Джек, ни Лютер никак на это не отреагировали.
— Пусть штрафуют. Я буду платить. Я буду платить за чистоту. Ведь если их открыть, то пьяницы и наркоманы, которые живут в парках и развалинах, будут приходить в мои уборные, мочиться на пол и блевать в раковины. Вы не поверите, какой беспорядок тогда будет: отвратительные вещи, о которых мне стыдно говорить.