Адиль резко обернулся и, закусив нижнюю губу, с ненавистью посмотрел в глаза мачехи.
- Прошу тебя, закрой рот! И не произноси в нашем доме слов, которым научилась на вокзале!
- Что, что?! В вашем доме?!
- Да! В нашем доме! Если тебе трудно открывать калитку, если это мешает твоему сладкому сну, можешь в следующий paз не запирать. Да я и через забор перелезу...
Дилефруз впервые столкнулась с таким решительным отпором. От удивления глаза ее полезли на лоб.
- Ага! Вон как!? Ну хорошо же! Посмотрим! Да не пойдет тебе впрок добро, которое ты видел от меня! И тебе и твоему отцу! Ах, я дура! Наивная... - Дилефруз ударила себя кулаками по голове. - Сама виновата. Зачем бросила свою комнату и пришла в этот проклятый дом?! Теперь меня каждая собака может оскорбить!..
Дилефруз все больше и больше возвышала голос. Адиль хорошо изучил характер мачехи. Он знал: в подобных случаях лучше промолчать. Но сейчас ему трудно было сдержаться.
Мамед заревел еще сильнее.
Чувствуя, что препирания с Дилефруз к хорошему не приведут, Адиль прошел в свою комнату и хлопнул дверью. Разделся. Лег в постель.
Дилефруз продолжала бушевать. Не обращая внимания на рев Мамеда, она металась из угла в угол, кричала, грозила, подходила к комнате Адиля, открывала дверь и ругала юношу на чем свет стоит.
- Ничего, погоди же! Ты меня узнаешь: Клянусь своей драгоценной жизнью, или я останусь в этом проклятом доме или ты!
- Не кричи, ты останешься! - спокойно и серьезно ответил Адиль: - С таким нахальством не только меня, отца выживешь!
- Что же ты раньше молчал? Почему только теперь заговорил? Когда я впервые пришла в этот дом, ты и твой отец готовы были целовать мои ноги.
- Никогда не опускался до такой глупости.
Мачеха задохнулась от ярости.
В доме учителя Салеха зажегся свет. Очевидно, шум и крик разбудили соседей.
Дилефруз, ни на секунду не умолкая, продолжала выкрикивать ругательства.
К двум часам ночи скандал начал затихать, но заснуть Адилъ не мог. Настойчивая мысль сверлила его мозг: когда же он избавится от этого ада?
Юноша лежал и думал: "Какие все-таки люди разные... Вот, например, Джейран... Разговариваешь с ней и чувствуешь себя самым счастливым человеком на свете. А Дилефруз... Жить с ней под одной крышей - настоящая пытка! Почему не все люди такие приветливые, милые, как Джейран!.."
Под эти думы Адиль задремал. Вдруг у ворот позвонили.
Это 6ыл Рахман.
Спрятав в подвале вещи, привезенные из Москвы для продажи, он поднялся наверх, вошел в комнату и тихо сказал жене:
- Поезд опоздал... Пока нес чемодан с вокзала, чуть не умер от страха. Рано или поздно попадусь. И ты тоже хороша... Научила. Разве можно жить спокойно, занимаясь спекуляцией? Неужели нельзя жить как все?..
Рахман разделся и хотел лечь, но тут заметил, что жена ведет себя очень странно: вытащила на середину комнаты сундук и вынимает какие-то вещи.
- Зачем тебе это ночью? - удивился муж. Дилефруз не ответила. Рахман нагнулся, заглянул в
лицо жены и увидел, что она плачет.
- Что с тобой?
- Ни-че-го! - голос у Дилефруз задрожал, она шмыгнула носом и стала размазывать по лицу слезы.
Глупая я, глупая!.. Проклятье и мне и всему моему роду, если я хоть день еще останусь в этом доме!
- Ну и дела! Да объясни, что случилось? Может, опять с соседями поскандалила?
Дилефруз хлопнула себя по коленям.
- Ты еще спрашиваешь? Твой сын выгоняет меня из дому! Мало того, что пришел поздно, поднял меня с постели, он еще вдобавок начал браниться. Я пекусь о нем - и я же плохая. Все мне на добро отвечают злом. Продала свою чудесную комнату, купила тебе шапку, твоему сыну - костюм, а какова благодарность? Уж лучше бы Аллах укоротил мне жизнь, но прибавил счастья...
Адиль отчетливо слышал каждое слово.
- Завтра же заберу Мамеда и уйду из этого проклятого дома! Непременно уйду! Ничто меня не остановит!
Рахман, как истукан, стоял перед женой, сдвинув свои широкие брови. Он не мог поверить: неужели Адиль оскорбил Дилефруз?
- Где, где же твои сладкие обещания? - причитала Дилефруз, сидя на сундучке, словно сова на развалинах. - Быстро же все забывается. Paзвe ты не тот самый Рахман?.. Помнишь, как уговаривал меня сладкими речами в моем доме в крепости? Вот она я, перед тобой... Чего молчишь?
- Ну и дела!..- вздохнул Рахман.
- Разве не ты мне говорил: "Мой Адиль тихий, послушный мальчик, будет любить тебя, как родную мать...". Где все это? Я спрашиваю тебя! Разве тихие, послушные дети бывают такими? Так ли любят родную мать? Нет!.. Не быть мне дочерью Мир-Мамеда, если я хоть день еще останусь в этом проклятом доме! - Дилефруз опять начала жалобно всхлипывать. - За это время, я похудела ровно на два триста. Платья висят на мне, как на вешалке.
Женщина решила, что настало время лишиться чувств, грохнуться с сундука на пол. Однако прикинув, что Рахман стоит далеко и не успеет подхватить ее, она закатила глаза и завопила:
- Вай!.. Вай!.. Вай!..
Рахман шагнул вперед и едва поймал грузное тело супруги.
- Термометр! - прошептала Дилефруз, хватаясь рукой за сердце.
Светало. А Адиль все еще ворочался в постели.
Пробило десять. Первым на плач Мамеда встал Адиль. Вскоре проснулась и Дилефруз. Что касается Рахмана, он натянул на голову одеяло и никак не хотел открывать глаз.
Мамед продолжал капризничать.
- Не даст, не даст поспать, сукии сын! - ворчал отец. - Можно подумать, его поили молоком ослицы, Кричит, как резаный...
Когда Рахман был дома, Дилефруз пальцем о палец не ударяла. Он и чай ставил, и пол подметал, и за сыном присматривал.
Зная хорошо свои обязанности, Рахман встал, взял Мамеда на руки и начал прохаживаться по комнате, напевая:
Мой сынишка-шалунишка,
Толотый, кругленький мальчишка,
На заре уже не спит,
Как осленок, голосит...
Услышав слово "осленок", Дилефруз бросила на мужа сердитый взгляд, однако ничего не сказала, ибо Рахман тут же звонко расцеловал сына в обе щеки.
Когда Адиль выходил в галерею умываться, Дилефруз проводила его ненавидящим взглядом, и, высунув из-под одеяла правую руку, погрозила мужу пальцем:
- Смотри, Рахман... Отчитаешь его сегодня - хорошо. А будешь молчать, как немой, - пеняй на себя. Я знаю, что мне делать...
Рахмам обиженно посмотрел на жену.
- Послушай, Дилефруз-ханум, заклинаю тебя твоей дорогой жизнью... Будет! Перестань сердиться. Он еще ребенок! От недомыслия все... Вот и наглупил. Стоит ли с утра поднимать скандал?
- Нет, я не допущу, не позволю себя оскорблять! Муж покачал головой и забормотал:
- Ну и дела...
Вошел Адиль. Рахман остановил его.
- Присядь, сынок, у меня к тебе дело.
Адиль перекинул полотенце через плечо и опустился на стул. Казалось, Дилефруз укололи шилом. Она подскочила в постели и отвернулась к стене.
Рахмаи поставил Мамеда на пол. Мальчик схвати с тарелки котлету, оставшуюся с вечера, и побежал во двор.
Рахман долго молчал, моргая глазами. Наконец взглянул на Адиля, потом на спину Дилефруз и тяжело вздохнул. Взял стул, сел, опять потупился. Казалось, ему было стыдно сына. Дилефруз с нетерпением ждала, когда муж начнет. Ей хотелось, чтобы Рахман накричал на Адиля, залепил несколько пощечин. Только после этого она могла бы успокоиться.
Однако вышло совсем по-другому.
- Где ты был вчера вечером, Адиль? - ласково спросил Рахман.
- Гулял. На карнавале... - ответил Адиль, глядя отцу прямо в глаза.
Рахман опять помолчал, словно не знал, что еще спросить.
- Значит, гулял, да?
- Да! Ходил гулять... И опять пойду! Этого мне никто не запретит. Если ты имеешь что-нибудь против - объясни почему. Что в этом плохого?.. Знай, отец, жить с Дилефруз я больше не могу.