«Должен быть изъян! — упорствовал ее здравый смысл. Она знала своего отца. — Изъян есть неизбежно!»
Как бы молниеносно ни работал мозг Эриенн, очнувшийся вдруг язык оставил его далеко позади:
— Да вы входите, сэр. Отец говорил, что вы зайдете.
— В самом деле? — Казалось, он воспринял слова ее с определенным изумлением. Усмешка на его губах превратилась в удивленную и осторожную улыбку. Он посмотрел на Эриенн вопросительно:
— Вы знаете, кто я?
— Конечно! — Она весело засмеялась. — Мы ждали вас. Пожалуйста, входите.
Когда он перешагивал через порог, брови его озадаченно нахмурились. Он как-то неохотно подал ей свою шапку, плеть и перчатки. Засунув перчатки в шляпу, Эриенн отложила все в сторону.
— Вы очень удивили меня, мисс Флеминг, — промолвил он, — я рассчитывал встретить негодование, но совсем не такой прием.
Эриенн мысленно поежилась от содержавшегося в его словах намека. Она и не думала, что отец будет настолько бестактен, что расскажет о ее нежелании выходить замуж. Как мог ее родитель хотя бы подумать, что она недобро встретит такого симпатичного поклонника, если он наголову выше всех остальных, кто только добивался ее руки?
Засмеявшись, с не совсем искренней веселостью она осторожно выразила свою озабоченность:
— Я полагаю, отец сказал вам о моем нежелании вас видеть.
Гость понимающе улыбнулся:
— Не сомневаюсь, вы думали обо мне как о каком-то ужасном животном.
— Я испытала большое облегчение, когда увидела, что это не так, — ответила она, а потом испугалась, что слишком явно выражает свой восторг. Эриенн сжала губы, надеясь, что он не примет ее за слишком уж прямолинейную дамочку, но то, что она уже произнесла, было почти намеком.
Пряча свои порозовевшие щеки, она потянулась ему за спину, чтобы закрыть дверь. Тонкий аромат одеколона, сливавшийся с запахом коня и мужчины, так остро подействовал на ее сознание, что у Эриенн чуть не закружилась голова. Конечно же, у него не было изъянов!
Длинными пальцами, быстро и умело, он расстегнул пуговицы своего редингота. Он сбросил плащ, и как Эриенн ни старалась, не смогла разглядеть недостатков в этих широких плечах, длинных ногах и тонкой талии. Заметный бугор, растягивавший его плотно прилегавшие бриджи, дерзко подтверждал его мужественность и напоминал о причине визита. Она вдруг затрепетала, как будто уже была невестой.
— Позвольте мне взять ваш плащ, — предложила Эриенн, всеми силами пытаясь унять дрожь в голосе. Безупречно пошитая одежда вызывала почти такое же восхищение, как и ее владелец. Хотя на ком-то, менее впечатляющего сложения, она бы утратила большую часть своего блеска. Находившийся под темно-зеленым сюртуком светло-желтый жилет был коротким, как того требовала мода, и подходившим к цвету панталон. Кожаные сапоги облегали стройные мускулистые икры. Верх их был опущен и образовывал коричневые отвороты. Хотя одежда была модной и дорогой, носил он ее по-мужски свободно, без какой бы то ни было претенциозности.
Эриенн отвернулась, чтобы повесить редингот на вешалку у двери. Взволнованная контрастом прохладной влажности внешней стороны плаща и теплом внутренней, она задержалась, чтобы смахнуть капли влаги с плотной материи, потом повернулась к гостю и промолвила:
— Должно быть, ужасно путешествовать в такой день.
Серо-зеленые глаза гостя легко скользнули по ней и задержались на ее глазах, излучая теплую улыбку.
— Может быть, и ужасно, но когда встречает такая красавица, это легко стерпеть.
Вероятно, ей следовало предупредить его, что не следует стоять так близко. Было чрезвычайно трудно сдержать заливавшую лицо от удовольствия слышать это густую краску, не подавая никакого вида. Эриенн бранила себя за то, что говорит, не подумав, но мысли ее сосредоточились на том, чтобы на самом деле как-то развлечь этого человека, который на этот раз соответствовал всем ее возможным пожеланиям. Наверняка должен быть изъян. Его не может не быть!
— Отец может вернуться с минуты на минуту, — скромно сообщила она. — Не хотите ли подождать его в гостиной?
— Если это не создаст для вас неудобств, — откликнулся гость. — Мне надо обсудить с вашим отцом дело большой важности.
Эриенн повернулась, чтобы проводить его, но когда вступила в соседнюю комнату, похолодела от ужаса. Ботинок Фэррелла явственно высовывался из-за кресла, за которым она оставила брата. Ее потрясла собственная глупость, но вести гостя в другую комнату было слишком поздно. Пытаясь отвлечь его, она изобразила свою самую милую улыбку и направилась к канапе.