- Надолго?
- Навсегда. - Прежде чем Сорен успел задать еще один вопрос, Кингсли начал объясняться. - Мы здесь не в безопасности. Я нажил слишком много врагов. Я пересекся с мафией. Я разозлил полицию, политиков… Я знаю секреты слишком многих влиятельных людей. В следующий раз, когда кто-то постучит в мою дверь посреди ночи, у него в руке может быть пистолет вместо бутылки шампанского. Мне нужно думать о Джулс. Мне нужно думать о ребенке. Сегодня по телефону ты сказал тому мужчине, что он должен поставить своих детей на первое место. Это все, что я пытаюсь сделать.
Снова тишина, достаточно громкая, чтобы Кинг услышал тихий стук каретных часов на каминной полке Сорена внизу. Было уже поздно. Он встал с кровати, начал одеваться.
- Нет причин для беспокойства, — сказал Кингсли, хотя его самого тошнило от беспокойства. - Закрытие маленькой империи требует времени. А Джулс любит своего врача здесь, поэтому я знаю, что она не захочет рожать где-то еще. Мы не переедем, пока ребенку не исполнится хотя бы шесть месяцев. - Пока говорил, он натягивал брюки. Говорил и пытался объяснить это настолько ясно, что это имело такой смысл, что никто даже не мог подумать о том, чтобы подвергнуть сомнению это решение. - Наверное, перед отъездом мы даже проведем здесь последнее Рождество.
- Последнее рождество.
- До этого осталось больше года, — напомнил Кингсли Сорену. И себе. Он не уезжал ни завтра, ни послезавтра. Год, плюс-минус. Целый год. Дольше, чем они были вместе в первый раз. Этого будет достаточно. Этого должно быть достаточно.
- И ты едешь…куда?
Он засунул ноги в ботинки, хороший способ избежать зрительного контакта.
— Пока не уверен, хотя думаю о вилле в Сент-Бартсе.
- Сент-Бартс? Ты говоришь о Сен-Бартелеми… острове на карибах. - Голос Сорена звучал странно плоско.
Кинсли пожал плечами.
- Это Франция. Там безопасно. Ближе к Гаити. Там красиво.
- В 2000 милях отсюда.
- Всего 1700. Я проверял.
- И туда хочет переехать Джутетта? На Сент-Бартс?
- Она еще не знает, что мы переезжаем. Я сделаю ей сюрприз, когда поедем в Новый Орлеан на праздники.
Глаза Сорена слегка округлились.
- Это твоя идея?
- Что? Думаешь Джульетта подговорила меня? Это мое решение. И она поймет его. Надеюсь и ты тоже.
Пауза перед ответом была не длиннее паузы между вдохами, но Кингсли ощущал ее как дыхание, которое он задержал целый час.
- Конечно, - ответил Сорен. - Если у тебя хотя бы на секунду возникает мысль, что не сможешь здесь безопасно воспитывать свою семью, то тебе следует уехать.
- Спасибо, - сказал Кингсли. - Знаешь, это решение мне не легко далось.
- Нет. Безусловно, нет. Просто…
- Что?
Сорен покачал головой.
- Ничего. Я слышал, Сент Бартс прекрасен. Если я смогу, то мы приедем навестить вас.
Если.
Это слово было ведром льда на его голову.
Если.
Не когда.
Если.
До Сен-Бартса было недалеко. Сент-Бартс был не из тех мест, куда отправляются на выходные. Добраться туда из Нью-Йорка можно только самолетом. Непростая поездка для священника из маленького городка, давшего обет бедности. А если бы он действительно приехал в гости – если… куда бы они пошли, чтобы побыть наедине? Гостиница? Это уже казалось безвкусным и грустным.
- Я буду приезжать к тебе, - сказал Кинсгли.
- Конечно.
Еще одно “конечно” и Кингсли закричит. Это все, что Сорен мог сказать?
- Ты скажешь Норе или я? - Спросил Кингсли.
- Нет, ты скажешь, когда будешь готов. Я лишь прошу подождать всего несколько месяцев. Этим летом, когда будет не так больно. Не на праздники.
Было ли это наказанием, когда Кингсли сказал, что он должен сам сообщить эту новость Норе? Если хочешь уйти, ты должен сообщить ей плохие новости, а не я. Он знал, что это несправедливо. Это должен был рассказать Кингсли, а не Сорен. Это все, что он имел в виду, не так ли? Как пугающе быстро сомнения закрадывались и ползли в его мозг…
Сорен уже отстранялся от него? Отрекался от него? Разбираясь в их отношениях и молча напоминая себе: «Теперь я точно помню, почему я предпочел Нору тебе, и почему я сделаю это снова».
- Она тоже поймет, - сказал Сорен. - Но она будет разочарована. Она хотела быть частью жизни ребенка. Она единственный ребенок. Ни племянниц, ни племянников.
- Она может приезжать в любое время. Ты тоже. Знаю, что тебе непросто…
- Мы справимся.
Мы справимся.
Кто мы? “Мы” Сорен и Кингсли? Сорен и Нора? Сорен, Кингсли и Нора? Все они? Справятся ли они?
Час назад он чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы задать Сорену такие личные вопросы, которые он даже не осмелился бы задать шесть месяцев назад. Теперь он даже не мог заставить себя спросить, кого он имел в виду под «мы» и кто “справится», когда они уедут.
- Мне пора, - сказал Кингсли. - Скоро увидимся.
- Конечно.
Дверь ждала его. Он должен бытл открыть и пройти через нее, чтобы спуститься вниз, выйти из дома и сесть в машину, чтобы поехать домой. Достаточно легко, и все же он стоял там.
Он хотел поцеловать Сорена на прощатье, но не хотел рисковать и быть отвергнутым. Или, что еще хуже, получить безразличный поцелуй. Как решение, которое в теории казалось таким простым, стало таким болезненным, невероятно трудным?
- Если я не увижу тебе перед Рождеством, надеюсь оно будет хорошим для тебя, - сказал Кингсли.
Хорошим? Он говорил со своим любовником или продавщицкей из “Тиффани”?
- Я уверен, оно будет хорошим. Тебе того же. Желаю приятно провести время в Новом Орлеане с Джульеттой.
- Так и будет.
Он открыл дверь. С таким же успехом можно просто сделать это, как сорвать повязку. А потом он вспомнил о марле и ленте на бедре и о том, как там у него была идеальная кровавая буква S, которую вырезал на нем Сорен, утверждая права. Он не позволит этому встать между ними. Он не стал бы. Раньше он позволял стольким тайнам и лжи, а также своей упрямой гордости вставать между ними. Он уже был не ребенком, а взрослым мужчиной, у которого на подходе ребенок. Он не будет трусом.
- Что ты хотел сказать? - Спросил Кинг.
- Я ничего не говорил, - ответил Сорен. Он все еще сидел в постели, простыни на бедрах и его прекрасное тело было вне достягаемости.
- Ты начал, минуту назад, а затем остановился. Что ты хотел сказать?
Сорен улыбнулся холодной улыбкой.