Джульетта тоже рассмеялась, но ее глаза были полны слез, готовых пролиться.
- Джулс?
Девочки свернули за угол и исчезли. Джульетта смотрела на то, где они были и куда пошли, как будто видела что-то, чего он не мог.
- Я никогда не рассказывала тебе, - сказала она, - но я уже была здесь.
Еще секреты.
- Я думал, это твоя первая поездка, — сказал Кингсли. Неужели все в его жизни хранили от него секреты?
- Однажды он привез меня сюда. Только один раз.
Он. Человек, который практически держал ее в плену, шантажируя и заставляя повиноваться. Джульетта почти никогда о нем не говорила, но когда говорила, то никогда не произносила его имени, только «он» или «его».
- Я сбежала от него здесь, — сказала она. - Два дня я была одна. Когда я вспомнила, что он платит за лечение моей матери, я вернулась. Два лучших дня в моей жизни прошли в этом городе. - Она улыбнулась. - До тебя.
Он протянул ей руку, и она взяла ее, сжала и встретилась с ним взглядом.
- Давай переедем сюда, — сказала она.
- В Новый Орлеан.
- Почему нет? Он французский. Большой город, настоящий город. Далеко, далеко от Нью Йорка. Коко будет расти среди детей, похожих на нее или него. И музыка, и еда…
Он поднял руку.
- Если ты этого хочешь…
- Я хочу этого.
- Тогда решено, - ответил он. - Начнем искать дома.
- Хорошо. Но сперва обед.
Они сидели за столиком во внутреннем дворике кафе. Есть на улице в январе? Возможно, август был бы адом, но ради этого стоило пройти через это — Джульетта в ярко-желтом сарафане и сандалиях посреди зимы, более счастливая, чем он видел ее с того дня, когда она впервые почувствовала прикосновение ребенка, когда теоретическое стало удивительно реальным.
Джульетта была в туалете, и Кингсли отправил Сорену сообщение.
Мы переезжаем, но в Новый Орлеан. Не на Сент Барт.
Не дожидаясь ответа, он добавил: Я скучаю по тебе, и тут же пожалел об этом.
Джульетта вернулась, и он помог ей сесть в кресло. Просматривая специальные предложения, она внезапно подняла глаза. Она улыбнулась, затем спрятала лицо за меню.
- Что? Что такое? - спросил Кингсли.
- Не оборачивайся, - прошептала она.
Он тут же оглянулся. Два священника в черных церковных одеждах и белых колоратках — седовласый, лет шестидесяти, и молодой корейский священник, не старше тридцати, — заняли столик в противоположном конце патио. Прежде чем они успели что-либо сказать, к столу подошла официантка с кофе.
- Доброе утро, Кэти, - молодой священник сказал и помахал официантке.
- Доброе утро, отец Ли. - Она улыбнулась Кингсли и Джульетте. - Со сливками и сахаром?
- Пожалуйста, - ответила Джульетта. - Ты знаешь этих священников?
- Они все время здесь. Иезуиты из колледжа. Здесь им дают бесплатный кофе.
Официантка подошла к священникам и присоединилась к их дружеской беседе.
- Думаешь это знак? - Спросила Джульетта.
- Определенно, - ответил Кингсли. - Я просто поменяю своего иезуита на другого.
Джульетта перегнулась через стол и взяла его руку в свою.
— Спасибо, любовь моя, — сказала она тихо. Merci, mon amour. - Мы найдем способ решить этот вопрос. Для всех нас.
- Ты счастлива?
- Очень.
- Тогда вопрос решен, - ответил он и сжал ее ладонь. - Счастливого Рождества, моя драгоценность.
- Счастливого Рождества, mon roi.
Когда Кингсли решил убрать телефон — он считал отправку СМС во время еды смертным грехом — тот завибрировал в его руке. Загадочный ответ от Сорена.
Намного лучше.
Четвертая сцена
Февральская соната.
Соната:
Инструментальная музыкальная композиция, обычно состоящая из трех или четырех частей контрастных форм и тональностей.
Глава 14
Кингсли посмотрел в яму под собой. Тихо в этот понедельник вечером, гораздо тише, чем безумие пятницы или субботы. Однако не пусто. Властный мужчина, одетый только в кожаные брюки и с рукавом из татуировок, порол свою нижнюю плеткой на Андреевском кресте. Одна из «малышек», принадлежавшая человеку по имени Папа Медведь, покачивалась вверх тормашками на сбруе, ее трусики с оборками были выставлены на всеобщее обозрение, а платье свисало через голову. В остальном, там, внизу, довольно мирно.
По крайней мере, подземелья были полны. Все четыре доминатрикс из его штата усердно работали, вселяя страх перед Богиней в своих богатых клиентов-мужчин. Хорошо, напомнил он себе, что у этих людей – его людей – было безопасное место для игр. Оборудование высокого качества. Профессионалы и сабвуферы мирового класса. А когда вечеринка началась, это было похоже на самый влажный сон Иеронима Босха.
Было время, когда его арканом нельзя было вытащить из клуба. Сейчас едва десять вечера, а он уже смотрел на часы, желая оказаться дома с Джульеттой. Они могли читать друг другу книги о Новом Орлеане, обсуждать ремонт, краски, нянек… Он пытался убедить себя, что “Большой кайф” — это не только джаз, выпивка, бенье и Марди Гра. Видимо, было что-то под названием «сезон термитов». И Боже, ящерицы — они были повсюду. Разрушительная нищета во многих округах, не говоря уже о безудержной джентрификации 5после Катрины. И, конечно же, летнюю влажность, которую можно пилить бензопилой. Он напомнил себе обо всех этих минусах, но это не сработало. Ему все еще хотелось быть там больше, чем в этом городе.
Будущее мучило его. Прошлое преследовало его. Когда он не представлял себе жизнь в Новом Орлеане с Джульеттой и их ребенком, он снова возвращался в прошлое, шестнадцатилетний, следуя за Сореном одной теплой сентябрьской ночью на поляну в лесу штата Мэн, ожидая, чтобы снова услышать эти три слова…
- Вот мой Кинг, - раздался позади голос.
Три неправильных слова.
Госпожа Нора положила руки ему на бедра сзади и поднялась поцеловать его в щеку. Он наклонился к поцелую. Она присела рядом с ним у перил. На ней было красное кожаное бюстье и красные сапоги. На шнурке у нее на запястье висела короткая плетка с алыми хвостиками.
— Смотришь шоу?
- Сегодня вечером не такое уж насыщенное. Понедельник, - ответил он, пожимая плечами.
Она откинула густые черные волосы с плеч и собрала их в свободный пучок, а затем обмахнулась веером. Должно быть, только что закончила с клиентом. Ее волосы были влажными от пота, а яркий макияж глаз стал размазываться. Ее темные глаза ярко светились в свете высоких сальных свечей, освещавших VIP-зал. На мгновение он мог представить, что она Валькирия, свирепая, смертоносная и дикая.