Что Нора сказала ему однажды об уходе от Сорена? Есть две причины, по которым вы бросаете человека, которого все еще любите: либо это правильный поступок, либо это единственный вариант. Для нее и Сорена оставить его было единственным способом прожить ту жизнь, которой ей нужно было жить. Что касается Кингсли и Манхэттена… ах, это было не единственное, что нужно сделать, нет, но уйти было правильным. Для Джульетты. Для Коко. Для него самого. Он только надеялся, что когда-нибудь Сорен поймет, что Кингсли снова покидает не его, а город, который больше не может обеспечить их безопасность.
Не делай этого со мной снова.
Эти слова эхом отдавались в его голове. Сорен предупредил его, что так говорить неправильно. И он был прав. В ту ночь.
Но сегодня? Сегодня Кингсли поймал себя на том, что улыбается, вспоминая эти слова и душевную боль, стоящую за ними. Кингсли покинул Сорена. Это факт. Он ушёл, исчез и не вернулся. И все это время, как он позже узнал, Сорен ждал его, желал его, даже искал его с футболкой «Пари Сен-Жермен» в своей старой школьной сумке, завернутой в коричневую бумагу и перевязанной бечевкой.
Мужчина без сердца не делает такого.
Мужчина с разбитым сердцем сделал бы такое.
А что, если Кингсли снова разобьет себе сердце, держась на расстоянии? Есть только один способ выяснить.
Было неловко от того, сколько умственных усилий потребовалось Кингу, чтобы позвонить Сорену.
Как только Сорен ответил, Кингсли сказал.
- Что ты купил мне на Рождество?
Легкий подразнивающий смех.
- Кто сказал, что у меня что-то есть для тебя?
- Нора.
- За это она получит флоггером. Я хранил твой подарок до нашего последнего совместного Рождества.
- Которое через десять месяцев? - Спросил Кингсли.
- Да.
- Ты собирался хранить подарок на виду десять месяцев? Это пытка.
- Конечно. Пытка - половина подарка.
Кингсли ухмыльнулся и прислонился спиной к фонарному столбу.
- Разве мы не можем считать это поздним рождественским подарком с прошлого года?
- Можем. Но если только ты приедешь сегодня и откроешь его.
Желтое такси медленно двигалось по улице к нему. Кинг поднял руку.
- Я в пути. Сперва нужно заехать домой и забрать сувенир из Нового Орлеана.
- Почему мне вдруг стало страшно?
- Потому что так и должно быть, - ответил Кингсли. - Скоро увидимся.
- Я тоже скучаю по тебе.
Такси подъехало к обочине. Однако Кингсли застыл на месте, прижав телефон к уху. Он не мог поверить в то, что услышал.
- Что это было?
- Ты написал мне из Нового Орлеана и сказал, что скучаешь, - ответил Сорен. - И я отвечаю, что тоже скучаю по тебе.
Кингсли едва не рассмеялся.
- Значит, ты действительно любишь меня.
- Люблю. Ты наконец привык к этому?
Кингсли наконец выдохнул то, что висело между ними.
- Почти.
Глава 16
Когда Кингсли прибыл в дом священника, он услышал музыку из двери. Прежде чем войти, он остановился, прислушался. Это была «Зима» Вивальди из «Времен года»? Он тихо открыл дверь.
Он прошел через уютную старую кухню со стертыми от времени паркетными полами и остановился у арочного входа в гостиную. В камине горел яркий огонь, и Сорен сидел спиной к Кингсли за роялем, продолжая играть, как будто не слышал, как Кингсли вошел в дом.
Кингсли сказал себе, что не должен этого делать… но он также сказал себе, что хочет это сделать. Он завидовал Гриффину и Мику, которым легко ладить друг с другом. И все же он знал, что это никогда не будут он и Сорен. Его возлюбленному не нравилось, когда к нему прикасались, когда он был к этому не готов. И осознание этого, уважение к этому было более глубоким и значимым типом близости, чем просто подойти к любимому сзади и обнять его. Поэтому Кингсли подождал, пока отрывок подойдет к концу.
Пальцы Сорена поднялись с клавиш, и он положил руки на колени.
Кингсли подошел, громко ступая. Сорен не поворачивался к нему, пока Кингсли не поставил свой подарок на рояль.
Сорен взял черный пакет. Манжеты на его черном пуловере были закатаны до локтей, обнажая руки. По какой-то причине, Сорену нравилось играть за роялем босиком. Что-то в ощущение вибрации музыки через пол.
- Что в пакете? - Спросил Сорен.
- Просто сувенир из Нового Орлеана.
- Если это не бенье, я буду немного разочарован, - сказал Сорен.
- Это не бенье. Я не могу держать их дома и не съесть.
Сорен вытащил бумагу из пакета, обнажая старую венецианскую маску. С одной стороны она была красной, с другой сплошь белой, а вокруг рта и глаз была искусная позолота. Работа известного местного художника, популярная на Марди Гра.
Сорен внимательно изучал маску.
- Выглядит тревожно. Предполагаю, в этом и суть?
- Может быть.
Сорен надел маску и превратился в странную и загадочную фигуру с пустым лицом, оживший кошмар.
- Сними, - сказал Кинг. - Она слишком странная. Это была ошибка. Большая ошибка.
Сорен не снял. Он рассмеялся своим низким зловещим смехом. Нора была права. Он чертов Призрак Дома священника.
- Просто выброси ее в мусор, - сказал Кингсли.
- О нет. Я найду ей применение. - Он положил маску на рояль, где она выглядела так, словно лицо пытается вырваться из озера жидкого дерева. - Спасибо. Рад снова тебя видеть.
- Нора сказала, ты тосковал по мне.
- Я не тосковал. Но, - ответил Сорен примирительным тоном - Я думал о тебе.
- Сказала, что ты играл “Зиму” в мою честь. Почему этот концерт?
- Когда мне было двадцать, я учился в Риме и поехал на Рождество в дом Магдалины. Несколькими месяцами ранее я сказал ей кое-что о тебе, как я волновался, что ты можешь умереть. После потери родителей и сестры не исключено, что ты мог покончить жизнь самоубийством или спиться до смерти. Тем вечером Магда попросила меня сыграть ей эту песню на ее новом рояле. Когда она переворачивала страницы нот, внезапно… был ты.
- Был я?
- Твой образ. Она наняла сыщика, чтобы найти тебя.
Кингсли смотрел широко-распахнутыми глазами.
- Ты знал где я был?
Сорен покачал головой.
- Магда была слишком большой садисткой, чтобы сказать мне об этом. Она показала мне, что ты жив, как я и хотел, и ничего больше. Кроме того, я к тому времени уже был в ордене иезуитов и знал, что, если бы я тебе понадобился, ты бы меня нашел. Все, что тебе нужно было сделать, это…